Сабир резко ухватил за коротко стриженные волосы офицера, тот даже не застонал. Остро отточенная сталь полоснула натянутую кожу на горле, из глубокой раны хлынула кровь. Ее запах опьянил пленника. Он отшвырнул в сторону агонизирующее тело и бросился ко второму танкисту. Последовала такая же быстрая и беспощадная расправа.
На следующий день все для Сабира в корне изменилось, он стал полноценным бойцом отряда муллы Хасима, одного из самых непримиримых врагов Советов.
Их отряд постоянно находился в движении, нанося удары по гарнизонам и заставам Советской Армии, уничтожая афганские кооперативы и активистов. Мулла Хасим считал, что таким образом наставляет заблудших дехкан на путь истинной веры.
За несколько лет непрерывной войны Сабир стал настоящим опытным бойцом, при этом оставаясь самым преданным слугой командира отряда. Через несколько лет Хасим ввел его в особый круг воинов Аллаха, сделав бывшего дезертира посвященным.
Сейчас, слушая диалог между Иезуитом и Пуштуном, Сабир мысленно насмехался над этими двумя. Оба считали, что творят историю. Первый был уверен, что помогает своей стране вредить безопасности России, другой полагал, что его война против неверных всего лишь дорога к власти над всем Кавказом.
Ни напыщенный и лощеный европеец, ни дремучий вайнах даже не подозревали, что на самом деле они оба всего-навсего лишь оружие в руках Аллаха. И живы до сих пор только потому, что пока послушно выполняют свои функции. Когда они исполнят свое предназначение или вдруг попытаются вести свою игру, тогда их без лишних раздумий вычеркнут из списка живых.
Теша себя подобными мыслями, Сабир непроизвольно коснулся своей камуфляжной куртки, где за подкладкой были вшиты три металлические капсулы, в которых хранились иглы, пропитанные ядом кобры. При их помощи можно было за десять секунд убить любого, уколов или опустив на мгновение в напиток жало иглы. Тайное смертоносное оружие ждало своего часа.
Постоянная слежка за Ахмедом Касимовым требовала сильного нервного напряжения. Расслабиться Сабир мог лишь изредка, употребляя наркотики. Кальян с опиумом в своем боксе он не прятал, тем самым отвлекая от себя внимание, как возможного шпиона. Кто же доверит наркоману такую ответственную работу.
– Сабир, – денщика вернул в действительность окрик Пуштуна.
– Слушаю, господин, – ординарец взвился со своего места и приложил руку к груди в знак покорности.
– Возьми отряд Кобры и отправляйся на хутор Хаджибея, – приказал Ахмед. – Скажешь, что необходимо мальчишку укрыть от гяуров, которые уже пронюхали о его месте нахождения.
Кобру Сабир не любил, тот разве что имел грозный радиопозывной, на самом деле старался особо не рисковать ни собой, ни своими людьми.
– Может, лучше взять отряд Аги? – несмело предложил он.
– Никаких афганцев! – отрезал Пуштун. – Псы Хаджибея их терпеть не могут, сразу возьмутся за оружие.
– А если они захотят связаться с Муссой? – спросил Сабир.
– Вряд ли он ответит, его отряд находится в районе Аргуна, там запросто пограничники могут переговоры засечь и ударить артиллерией. Хаджибей это знает и не станет отвечать на запрос, даже из родового аула.
– А если его абреки не захотят отдавать мальчишку? – продолжал настаивать денщик, чем еще больше разозлил своего господина.
– В таком случае их уничтожили федералы, а вам удалось отбить мальчишку! – брызгая слюной, выкрикнул полевой командир.
Издалека горы кажутся грозными и неприступными. Сразу вспоминаешь альпинистов, которые упрямо карабкаются к заснеженным вершинам, обмораживая руки и ноги. Отчаянные скалолазы, болтающиеся на отвесных скалах.
На самом деле не все горы так неприступны. На чеченских, среди буйной дикой растительности вполне достаточно проложено троп, дорожек и даже узких караванных дорог. За время ваххабитской вольницы многие были расширены и укреплены силами пленных солдат и рабов.
Особенно в этом преуспели афганские моджахеды под командой Пуштуна, они были настоящими специалистами в своем ремесле. Упорным трудом обреченных пленных вокруг Волчьей горы были проложены многокилометровые дорожные артерии, по которым могли передвигаться как джипы, так и небольшие грузовики. Кроме того, здесь оказалось множество схронов для автотехники. Благодаря этому Ахмед Касимов и его заграничные хозяева считали, что его отряд имел достаточную мобильность в районе контролирования.
По лесной дороге двигалась колонна из трех открытых вездеходов «УАЗ». Возле водителя в головной машине важно восседал Сабир. За его спиной угрюмо поблескивали черными глазами боевики. Две другие машины также были до отказа забиты вооруженными, косматыми горцами.
Некоторое время Сабир сидел с закрытыми глазами, лицо его напоминало неподвижную посмертную маску. Наконец он открыл глаза, запустив руку под куртку, вытащил папиросу, набитую гашишем. Закурил, делая глубокие затяжки.
Настроение заметно улучшилось, Сабир протянул недокуренную папиросу на заднее сиденье и самодовольно ухмыльнулся, услышав, как боевики оживленно загудели…
Вышедшая из-за туч луна осветила опушку леса. Снайпер Степан Тимко, одетый в густой камуфляж, сквозь оптику снайперской винтовки следил за деревней.
В зеленом экране оптического прицела он отчетливо видел боевика, стоящего на посту возле дома. Внезапно из-за спины часового неслышно появился прапорщик Латышев. Левой рукой разведчик закрыл рот часового, нож, зажатый в правой руке, привычно вспорол горло.
Не успело тело убитого упасть на землю, как из-за угла появился второй часовой. Снайпер молниеносно перевел прицел на него, но прапорщик его опередил. Легко перехватив нож с рукоятки за лезвие, метнул его в боевика. Клинок глубоко вошел в грудь часового. Беспомощно взмахнув руками и не издав ни звука, он завалился навзничь. Приложив обе руки ко рту, прапорщик заухал филином…
На другом краю деревни, где на чердаке полуразрушенного дома находилось пулеметное гнездо, двое боевиков курили гашиш и о чем-то оживленно беседовали, порой заходясь в безумном хохоте. Появившиеся из темноты разведчики бесшумно приблизились к задней стене дома. Никифоров перехватил свой автомат горизонтально двумя руками и, опершись спиной о стену, подставил его Дарковичу. Петр встал на него ногой и, подтягиваясь на руках, проворно взобрался в пролом, ведущий на чердак. Оказавшись наверху, он протянул руку товарищу и помог тому взобраться. Боевики продолжали под кайфом веселиться. Вынырнувший из темноты Никифоров обрушил на голову ближайшего боевика саперную лопатку, череп с противным хрустом лопнул. Второй пулеметчик, не сводя с ночных призраков безумного взгляда, вращая выпученными глазами, отпрянул назад и попытался схватить лежащий рядом короткоствольный «АКСу». Даркович рванулся вперед и ударил ногой боевика в грудь. Едва чеченец завалился на спину, Петр лихо оседлал его, ухватив за голову, отработанным движением свернул шею. Пулеметчик в предсмертной агонии дернул ногами и затих. Никифоров, оглядев место побоища, только буркнул: «Душман и охнуть не успел, как на него морпех насел». Нагнувшись и обтерев саперную лопатку об одежду убитого, сунул обратно в брезентовый чехол. Выглянув наружу, Виктор приложил ко рту руки рупором, изображая филина…