Уокер покачал головой.
– Боже, просто не верится. Это же Америка!
Капитан Хеннингс пожал плечами.
– Америка давно перестала быть центром мира. В последние десять лет наша броня трещит по швам. Мы стали уязвимы, как утки на воде.
– А как же наша армия?
– Вначале, мы дали им достойный отпор. В Калифорнии, Орегоне и Вашингтоне бушевали свирепые бои. Что творится в других районах, не знаю. Беда в том, что узкоглазые захватили до черта нашего оружия и экипировки. Часть перехватили в Японии и в Южной Корее, потом разграбили наши базы на Гавайях. А когда подмяли военные базы в Калифорнии, намалевали свой герб поверх американских флагов и теперь пользуются нашими танками, самолетами, «Хамви» и далее по списку. Вот такая вот фигня. Воюем против собственных технологий. Больно признавать, но наша военная мощь уже не та. Нас разбили. Наши силы распылены. Мы ничего не можем им противопоставить. К марту все было кончено. Все рода войск, включая Национальную гвардию, потеряли связь друг с другом. Без взаимной поддержки мы не можем атаковать, только прятаться. Надежда на реванш пока жива, но дальше борьба пойдет совсем по другому сценарию.
– В смысле?
– Сражаться будет сам народ. Повсюду организуются партизанские ячейки. В них входят солдаты, не сложившие оружие, бойцы Национальной гвардии, полицейские, пожарные, техасские рейнджеры и самые простые люди, мечтающие поквитаться с захватчиком. Взять к примеру нас. Наша часть располагалась в Сан-Диего. Покрошили нас в фарш. Мы отступили, по дороге дали еще два боя. Потеряли половину состава, зато получили важные сведения. В соответствии с ними выдвигаемся в укрепрайон в Юте, рядом с Брайс Каньон. Там действует крупный партизанский отряд. Благодаря защите от ЭМИ у них есть радиосвязь, танки, машины. Мы вступим в их ряды и продолжим борьбу, но предстоит тяжелая дорога через пустыню. Только так можно обойти патрули корейцев. Все основные магистрали у них под аэронаблюдением. С пустыней они решили не заморачиваться: только безумный может сюда сунуться.
Уокер поразмыслил над словами Хеннингса.
– То есть выходит такой Вьетнам-Афганистан наоборот? Мы не могли победить партизан. А теперь сами применим эту тактику?
– Абсолютно верно. Это наши джунгли, мы их знаем лучше корейцев. Победа в этой войне прячется в кукурузных полях, на крышах и в подвалах, в запутанных лабиринтах улиц.
– Известно, что с Вашингтоном? Где президент?
– Жив он или мертв, мы не знаем. Последние вести – что он в безопасности, в убежище. Есть и другой слух, что он в Англии. Наверняка неизвестно. Да мы даже не знаем, оккупировали корейцы Вашингтон или не стали. Но будем считать, что да. – Капитан протянул Бену флягу. – Еще воды?
– Конечно.
Пока Бен пил, Хеннингс рассказывал.
– Врача потеряли в последней битве, но как лечить тепловые удары, знаем. Когда тебя нашли, ты бредил. Думали уже, начнешь палить из своей М-4, но у тебя не хватило сил ее поднять.
Уокер сел и поставил ноги на землю.
– Попробую встать.
– Ладно. – Несмотря на помощь Хеннингса, у Бена подгибались колени. – Обопрись на меня. – Они подошли ко входу в палатку, и Уокер отбросил тент.
Палящее солнце ослепило его, но через пару секунд он проморгался и смог рассмотреть лагерь – восемь палаток, костровище, три «Хамви», несколько лошадей под навесом.
– Ого, где взяли машины?
– Стояли в экранированном гараже у нас на базе. Корейцы не все успели подгрести под себя. Лошадей нашли на ранчо в Эскондидо. Они плохо переносят жару. А пьют они до хрена, гораздо больше, чем мы.
– Где люди?
– Спят. Мы движемся по ночам. Днем идти нереально. Я зашел тебя проведать, сейчас пойду обратно в койку.
– Как у вас с водой и едой?
– Порядок. Машины набиты под завязку.
У Бена закружилась голова.
– Лягу-ка я обратно, – сказал он. Опустившись на кровать, спросил: – В городах совсем плохо?
Хеннингс покачал головой.
– Очень. Корейцы стараются накормить людей, но порядки у них жестокие. Как в Германии при фашистах. Люди обязаны всегда таскать паспорта, тебя могут арестовать ни за что. Организовали концлагеря. Вешают на столбах кого хотят. Члены семьи пропадают, и выяснить, где они и что с ними, невозможно. Всяких инженеров, механиков, программистов, то есть всех квалифицированных работников припахали восстанавливать коммунальные службы. Куча народу вынужденно стала квислингами.
– Кем?
– Квислингами. Теми, кто сотрудничает с врагом. На оккупированных территориях все держится на них.
– Коллаборационисты?
– Хеннингс пожал плечами.
– Коллаборационисты – это когда добровольно, а квислинги – вынужденно. Корейцы взяли в заложники членов их семей, увезли куда-то в концлагерь и угрожают расстрелять, если что. Выбора нет, приходится идти на сделку. Но поскольку, в социальной иерархии Кореи, они находятся на самом дне, чуть что – их делают стрелочниками.
Уокер вздохнул.
– Даже не знаю, что сказать. Все хуже, чем я думал.
– Ага, а еще прокатилась волна национальных погромов. Слышал?
– Неа. А, стой, краем уха. Толпа разнесла корейский квартал в Лос-Анджелесе?
Хеннингс кивнул.
– Это первый эпизод. Дальше стало хуже. Нападают на любого азиата, даже если он гарантированно не связан с КНА. Бред полный. Вместо борьбы с настоящим врагом объявили охоту на простых американцев с неправильным разрезом глаз. Наши корейцы вынуждены защищаться. Американцы воюют против американцев. Столько сил брошено против мнимого врага.
Уокер потер лоб.
– Господи, ну и бардак.
Хеннингс снова присел на табуретку.
– Короче, Уокер, слушай сюда. У тебя какие планы на будущее? Из Твентинайн-Палмс ты сбежал, а дальше куда собираешься?
– Куда глаза глядят. Была мысль попробовать добраться в Лас-Вегас.
– Понятно. Оставим тебе компас и карту. Пригодятся.
– Спасибо.
Капитан встал.
– Отдыхай пока. Ночью мы тронемся в путь, палатку оставим тебе. У нас есть лишние, мы потеряли много ребят. Перед выходом загляну.
Не успел Хеннингс уйти, как Бен встал с кровати.
– Капитан, стой. – Уокера мотало, но он уже стоял без чужой помощи. – Возьмите меня с собой.
Тот покачал головой.
– Не могу. Ты не прошел подготовку. Будешь обузой.
– Я умею стрелять из автомата. И неплохо.
– Быть солдатом – это не только уметь стрелять из автомата. Если мы наткнемся на узкоглазых, завяжется бой, мне некогда будет с тобой нянчиться. Извини.