Я положил оружие на кровать.
Кроме того, Спрингфилд обеспечил меня патронами. Они лежали тут же, в сумке, – единственная изогнутая обойма на тридцать штук. Короткая и толстая, с блестящим латунным корпусом, который поблескивал в ярком электрическом свете, полированные головки пуль притягивали взгляд. Патроны девять миллиметров «парабеллум». От латинской пословицы: «Si vis pacem para bellum». «Хочешь мира – готовься к войне». Мудрая мысль. Но тридцать пуль – это не слишком много. Ведь мне предстояло сразиться с пятнадцатью врагами. Однако Нью-Йорк сложный город. Не для меня – для Спрингфилда.
Я положил обойму рядом с автоматом. И еще раз проверил сумку, вдруг там завалялась еще одна обойма.
Выяснилось, что не завалялась.
Зато я нашел небольшой подарок.
Нож.
«Бенчмейд 3300» с черной рукояткой, обработанной на станке, и автоматическим выбросом клинка. Такие запрещены во всех пятидесяти штатах для тех, кто не состоит на военной службе или не работает в полиции. Иными словами, для меня. Я нажал на кнопку, и клинок выскочил мгновенно, быстрый и твердый. Обоюдоострый кинжал с острым кончиком. Четыре дюйма длиной. Я не большой любитель ножей, и у меня нет никаких предпочтений. Но если бы меня спросили, какой именно я бы выбрал для серьезной работы, я взял бы нечто близкое к тому, что прислал мне Спрингфилд. Автоматический выброс, острие, обоюдоострое лезвие. Подходит и для правой, и для левой руки, хорош для колотых и резаных ударов, как для нападения, так и для защиты.
Я убрал лезвие и положил нож рядом с «Хеклером и Кохом».
В сумке осталось еще два предмета. Одинокая черная кожаная перчатка на левую руку, для крупного мужчины. И рулон черной клейкой ленты для герметизации труб. Я положил их на кровать в один ряд с автоматом, обоймой и ножом.
Тридцать минут спустя я был одет, полностью экипирован и ехал на юг в поезде R.
В маршруте R используются старые вагоны с сиденьями, которые установлены так, что пассажиры могут смотреть не только вперед, но и назад. Однако я устроился на боковой скамье, в одиночестве. Было два часа ночи. В вагоне находилось еще три пассажира. Я сидел, упираясь локтями в колени, и смотрел на себя в стекло на противоположной стороне вагона.
Я изучал основные пункты списка, касающегося террориста-смертника.
Неправильная одежда – проверка. Ветровка застегнута на молнию до самого подбородка, слишком теплая одежда для такой погоды, к тому же она мне явно велика. Под ней у меня на шее перекинут ремень МР5, автомат висит по диагонали поперек тела, рукоятью вверх и дулом вниз, и совершенно не виден.
Походка как у робота – едва ли годится для человека, сидящего в поезде метро.
Пункты с третьего по шестой: раздражение, пот, тик и нервозность. Естественно, я потел, возможно, чуть больше, чем того требовала температура воздуха и куртка. Я испытывал раздражение, возможно, несколько больше, чем обычно. Однако после того, как я пристально посмотрел на себя в стекло, мне не удалось заметить ни малейшего намека на тик. Мой взгляд оставался сосредоточенным, лицо – спокойным, и никаких признаков нервозности. Однако поведение характеризует внешнюю сторону. В действительности я немного нервничал. Проклятье, тут не могло быть ни малейших сомнений.
Пункт семь: дыхание. Нет, я не задыхался. Тем не менее приходилось признать, что мое дыхание было чуть более глубоким и размеренным, чем обычно. Такие вещи происходят автоматически, потому что включаются рефлексы, спрятанные в глубинах мозга. Я прислушался к себе и уловил четкий ритм: вдох через нос, выдох ртом. Вдох, выдох. Как машина. Как человек, дышащий под водой при помощи акваланга. И я не мог замедлить этот ритм. Мне не хватало кислорода. Воздух входил и выходил, как инертный газ. Как аргон или ксенон. И пользы от него не было ни малейшей.
Пункт восемь: застывший, устремленный вперед взгляд. Проверка – но тут у меня было оправдание – я использовал его для изучения списка. Или такой взгляд позволял мне собрать все мысли воедино и сосредоточиться. Обычно я смотрю по сторонам, а не сижу с застывшим взглядом.
Пункт девять: бормотание. Ничего похожего. Я сидел неподвижно и молчал. Мой рот был так плотно закрыт, что болели задние зубы, мышцы челюстей напряглись и выступали, как мячи от гольфа.
Пункт десять: большая сумка. Не имеет места.
Пункт одиннадцать: руки в сумке. Не относится к делу.
Пункт двенадцать: свежевыбрит. Ничего подобного. Я не брился несколько дней.
Что ж, шесть из двенадцати. Я могу или быть, или не быть террористом-смертником.
И могу или быть, или не быть самоубийцей. Я смотрел на свое отражение и вспоминал, как мой взгляд в первый раз остановился на Сьюзан Марк: «Женщина приближается к финалу своей жизни с той же непреклонностью и уверенностью, как поезд, идущий к конечной станции».
Я убрал локти с коленей, откинулся назад и оглядел других пассажиров. Двое мужчин и одна женщина. Ни в одном из них не было ничего необычного. Поезд катил на юг, издавая привычные звуки. Шелест воздуха, постукивание колес на стыках рельс, легкий скрежет токоснимателя, завывание двигателей, повизгивание вагонов на длинных плавных поворотах. Я посмотрел на себя в темном противоположном окне и улыбнулся.
Я против них.
Не в первый раз.
И не в последний.
Я вышел на Тридцать четвертой улице и задержался на станции. Просто присел в жарком ночном воздухе на деревянную скамью и еще раз прошелся по всем своим теориям. Я повторил исторический урок Лили Хос времен Британской империи: «Готовясь к наступлению, необходимо первым делом изучить пути неминуемого отхода». Следовали ли командиры Лили у нее на родине этому мудрому совету? Я был готов поспорить, что нет. По двум причинам. Первое – фанатизм. Организации, пропитанные идеологией, не могут позволить себе рациональные соображения. Стоит начать так мыслить, и все тут же разваливается на части. Идеологические организации предпочитают направлять своих рядовых солдат на выполнение операций, у которых не предусмотрены пути к отступлению. Чтобы добиться от них упорства. Именно по этой причине пояс шахида сшит сзади, а не держится на молнии, находящейся спереди.
И второе: план отступления неизбежно несет в себе семена самоуничтожения. Третье, четвертое или пятое убежище, купленное или взятое в аренду три месяца назад, можно найти в компьютерах городских служб. Как и номера, зарезервированные в отелях. В особенности если это сделано в те же дни. Шестьсот агентов прочесывают улицы. Я считал, что они ничего не найдут, потому что стратеги в далеких горах предвидели такой поворот событий. Они знали, что все дороги будут проверены, как только враг выйдет на след их группы. Таким образом, они понимали, что единственным безопасным местом будет убежище, которое не планировалось заранее.
Значит, Хосы остались на улице. Со всей своей командой. Две женщины и тринадцать мужчин. Они бросили убежище на Пятьдесят восьмой улице и теперь мечутся, импровизируют, стараясь не попасть в поле зрения вражеских радаров.