– А я разве похож на клоуна?
– Ну, пимпочки у тебя на носу нету… Но с тобой, правда, не соскучишься.
– Что ж, будем веселиться дальше, – как-то не очень весело улыбнулся Егор. – И хорошо, если без приключений…
Не нужны ему неприятности. Не хочет он больше в тюрьму. Хотелось просто жить в свое удовольствие – любить Вику, заниматься бизнесом, готовиться к старости. И очень хорошо, что Коготь не подъезжал к нему, не звал на встречу с Карголом. Но если труба вдруг позовет, придется браться за гуж. Каргол – это слишком серьезно, чтобы забить на него с прибором…
Потому и к брату он не хотел заезжать, Паша мог его напрячь работой на «общее» благо, точнее, на благо Каргола. Глеб Антонович, конечно, человек очень авторитетный, но ведь он давно уже превратил командный общак в свою собственную казну. Он имел вагон денег, а братве доставалась только маленькая тележка – одна и на всех. Егор не собирался бороться за справедливость, но ишачить на большого босса не хотел. В конце концов, у него есть собственный бизнес…
Не нужны Егору неприятности, но как быть, если в квартире прячется Миша? А он действительно где-то прячется. Нюх у Егора, как у волка, мужской дух он улавливает мгновенно.
Не должно в пустующей квартире пахнуть мужчиной, но ведь это есть. Но почему Миша прячется? Что такого он натворил? Что, если он собирается убить Вику? Если так, то его самого придется упокоить. А это и грех, и подстава… Может, просто взять и уйти отсюда?
А квартирка неплохая, двухкомнатная, в евростиле. Это Миша снял ее для Вики, за год вперед аренду оплатил. Если так, то, в общем-то, он имел право находиться здесь. Но почему он прячется?
– А почему посуда в раковине? – донеслось с кухни.
Ну вот, и Вика обнаружила непорядок.
Егор зашел в спальню. Кровать заправлена наспех – неровность под покрывалом. Дверца шкафа приоткрыта, и чей-то взгляд из этого шкафа чувствуется. Легкое такое ощущение, едва различимое, Егор и значения бы ему не придал, если бы не мужской запах.
Он прошел мимо шкафа, как бы направляясь к окну, но вдруг на ходу резко раскрыл створку. И тут же в шкафу что-то чихнуло и лязгнуло. И очень хорошо, что Егор находился в стороне от линии выстрела. Почти что бесшумного выстрела.
Но человек, сидящий в шкафу, мог взять поправку на смещение цели. Мог бы, но не успел. Не растерялся Егор, не шуганулся, как трусливый заяц. Он ударил стрелка ногой, выбив у него из руки пистолет с глушителем. Тут же ударил снова, кулаком – сначала справа, потом слева. При этом сам пропустил удар в челюсть, но это не остановило его.
Противник оказался очень серьезным. Егор молотил его без остановок, но тот почему-то не вырубался, более того, бил в ответ. И бил очень сильно, хотя и не точно. В какой-то момент Егор вдруг понял, что вот-вот потеряет инициативу, и это заставило его усилить натиск. Пробив защиту, он провел мощный и точный удар в висок, и противник наконец-то затих…
Егор быстро снял с себя поясной ремень и ловко стянул им руки за спиной противника. И со стрелка стянул ремень – стреножил его им.
– Это что такое? – Вика стояла в дверях и потрясенно смотрела на Егора.
– Так это я у тебя должен спросить… Это и есть твой Миша?
Он перевернул бесчувственного парня на спину. Затем поднял с пола пистолет. «Девяносто девятый» «вальтер» – неплохая машинка, на дороге такие, понятное дело, не валяются.
– Это не Миша.
– А кто?
– Я не знаю… – Вика отвела в сторону взгляд.
– В глаза смотреть! – Егор подошел к ней, пальцами одной руки зажал ей щеки, заставляя поднять голову. – Кто это?
– Тимофей это…
– Еще один «гребарь»?
– Прекрати!
– Прекратить? Да он меня грохнуть хотел!
Егор отпустил девушку, развернулся к пленнику и влепил ему пощечину, приводя в чувство.
– Ну, что скажешь? – спросил он, глядя в затуманенные, ничего не соображающие глаза.
– Я не хотел его убивать, – пробормотал Тимофей.
– Кого не хотел?
– Брата твоего…
– Брата моего?! Он что, бредит? – Егор недоуменно взглянул на Вику, но та лишь пожала плечами.
– А ты не знал? – Взгляд у парня стал проясняться, похоже, он вышел из бредового состояния.
– Что я не знал?
– Ничего… Вика, кто это такой?
– Егор это. Мы за моими вещами пришли…
– Только за вещами?
– Ну да.
– А я думал… – усмехнулся Тимофей.
– Что ты думал? – Егор схватил его за грудки, с силой тряхнул: – Что с моим братом?
– А кто у тебя брат?
– Паша его зовут. Что с ним?
– Я откуда знаю?
– Ты сказал, что убил его.
– Да нет, я не твоего брата убил. Извини, обознался…
– А в меня зачем стрелял?
– Перепутал.
– С кем?
– Не важно.
– Тимофей тебя зовут?
– Ну, может быть…
– Тимофей Говнокашин, да?
– Нет, не Говнокашин…
– А у меня рамсы с Говнокашиным. Я ему яйца отстрелить должен, и сейчас тебя с ним перепутаю. – Егор приставил глушитель пистолета к паху и качнул пальцем на спусковом крючке.
– Не надо! – не выдержал парень.
– Что не надо?
– Не перепутал я тебя.
– И кто я такой?
– Егор ты. Егор Мелихов.
– И что с моим братом?
Егор продолжал вжимать глушитель в напряженную от страха плоть. Тимофей мелко дрожал, на взмокшем лбу вибрировали капельки пота.
– Это не я. Это Алладин…
– Что Алладин?
– Ну, Алладин его развел…
– Развел?
– Ну, Василису похитили, а ему сказали, что нужно убить какого-то Глеба Антоновича, тогда дочка не пострадает. Паша согласился, и этим подписал себе приговор. Алладин сказал, что его «мочить» надо… Это не я, это Алладин Пашу приговорил…
– И где Паша?
– Ну, если хочешь, я покажу, где он похоронен…
– Похоронен? – дрожащим от злости голосом спросил Егор.
– Ну да, убили его.
– Кто?
– Не важно.
– Я спрашиваю, кто?
– Я всего лишь исполнитель! – «дал петуха» Тимофей. – Что мне сказали, то я и сделал!
– А сказал кто, Алладин?
– Да!
– За то, что Паша согласился убить Глеба Антоновича?