Через несколько минут собрался с силами и поднялся.
В студии все еще шел тот фильм. Джона постоял за дверью, прислушиваясь к нормальному на слух разговору. Девичий смех — да, это Ив. Он вошел, собираясь тут же рвануться к экрану и выключить, но замер посреди комнаты, увидев…
На экране мужчина, неровные усы. Покатые плечи, но сам мускулистый, расплылся не от дурной наследственности, скорее от неправильного образа жизни. Кепка «Янкиз» на голове, глаза с тоской и надеждой устремлены в камеру.
Ты готов? — Голос Ив за камерой, поцелуй в микрофон.
Мужчина ответил: Да.
Возбужден?
Да-а.
И я тоже. И я тоже.
Смех.
Хочешь, чтобы я потрогала тебя?
Да.
Скоро потрогаю. Хочешь сперва что-нибудь сказать?
Нет, — ответил мужчина. Он сидел на полу, прислонившись спиной к приземистой тумбочке вишневого дерева. За его спиной предрассветно белело окно.
Кто ты? Скажи мне, кто ты.
Мужчина предъявил старое фото какого-то негра — это вовсе не он.
А я кто?
Он показал другое старое фото, белой женщины, однако не Ив.
Ты меня любишь? Как сильно ты меня любишь. Как сильно.
Мужчина улыбнулся.
Скажи «пока-пока».
Пока-пока.
Кадр дернулся, изображение рывком перенеслось на темную улицу. Шуршание, как будто камеру заворачивают в тряпки.
Примерно шагах в шести на другой стороне улочки тот же мужчина возник возле мусорного ящика. Поплыл в замызганном пальто, рукава свисают ниже запястий. Мужчина, как маятник, крутил головой, поглядывая то в один конец квартала, то в другой. Один раз прервал однообразное движение, помахал той, что за камерой.
Шуршание прекратилось, Ив вошла в кадр, пересекла переулок, направляясь к любовнику. Они о чем-то неразборчиво потолковали. Ив несколько раз продемонстрировала своему ученику движение сверху вниз, он повторял за ней до тех пор, пока, довольная, она не клюнула его быстро в щеку и не указала ему куда-то за пределы кадра.
Оба обернулись на шум проезжавшей машины.
Такси в кадре.
Они ждали, пока такси проедет. Ив что-то сказала. Мужчина двинулся в ту сторону, куда ехало такси, вернулся полминуты спустя, покачал головой. Ив пожала плечами, снова его поцеловала, уже в губы, и побежала обратно к камере, скрылась за ней. Наплыв — отодвинулась — зафиксировала. О’кей.
Она перешла через улицу, встала спиной к партнеру. Тот вытащил из кармана что-то, пристроился в пяти-шести шагах позади.
Мотор, крикнула Ив и двинулась прочь.
Мужчина побежал за ней и трижды, один за другим, нанес ей удары ножом в спину.
Она обернулась, прикрылась рукой, и четвертый удар пришелся ей в ладонь. Женщина с визгом упала на колени. Мужчина выжидал; она поползла прочь, а он двинулся за ней, чуть приотстав.
Боже, боже, он меня ножом…
Мужчина сделал еще шаг, а затем увидел что-то — за пределами экрана, — втянул руки в рукава пальто. Ив вопила, вопила, вопила, и крик ее был похож на песню:
Помогите, умоляю…
Послышался еще один голос:
Эй!
Джона увидел в кадре самого себя. Мужчина оглянулся на камеру. Вид растерянный.
Поглядите на меня.
Мужчина поглядел на него.
Никто не причинит вам зла.
Умираю!
Все будет хорошо. Мистер, послушайте меня? Мистер? Сделайте шаг назад.
Мужчина попытался обойти его, и Джона шагнул вперед, на перехват.
О’кей, стойте, стойте, я бы не хотел…
Ив кинулась прочь от них, через улицу. Мужчина шагнул следом, Джона схватил его за руку.
Послушайте, я бы не хотел (Ив исчезла из кадра), никто не хочет…
На экране та сцена вышла неуклюжей, бездарной, совсем не такой, как запомнилось. Тот Рэймонд, с которым Джона имел дело душной ночью, прорывался вперед, а Рэймонд, заснятый на камеру, отступил назад, поддаваясь Джоне, только Джона тогда этого не понял. Вот, значит, как все было на самом деле. Он смотрел и осмыслял заново, твердая уверенность съежилась, потом и вовсе испарилась. В этот миг, вбуравливая ему в голову невероятную истину, произошло нечто чудовищное: Джона получил возможность ясно увидеть растерянность, страх и тупое доверие на лице Рэймонда Инигеса.
Кто-то навел камеру крупным планом.
Падение, запомнившееся как простейшее движение, на самом деле состояло из нескольких элементов: Рэймонд подался назад, увлекая за собой Джону; Джона задергался; Рэймонд покачнулся и упал набок. Они падали вместе, Джона ударился головой о крышку мусорного бака. Ноги подкосились, и он рухнул, увлекая за собой, сверху, Рэймонда, и при падении снова стукнулся головой — на этот раз о бордюр. Нож вошел в шею Рэймонда на стыке с подбородком. Рэймонд перевернулся, хватаясь за землю, за горло. Замер, остался лежать.
Вот как все было.
На экране Джона нашарил мобильник и выронил его. Потянулся за ним, отыскал, набрал номер, снова уронил, потянулся…
затемнение
— Они выращивают людей как скот.
— Кто?
— Польское правительство. Держат людей в кадках. В инкубаторе сто двадцать восемь дней, столько дней нужно, чтобы стал плодоносящим, тогда плоть имеет свойства, соответствует ста двадцати восьми языкам мира, язык — это огонь, они растят людей на топливо, там такая комната, стены девять тысяч кубических футов толщиной, и сотня — сот — сот — они, все, они, они закачивают в мозг электричество, сок, питают их соком из Флориды, они там американо-польское консульство построили.
С чего же начать?
— Сквозь ваш мозг пропускают электричество?
— Нет. Это поляки. Да. У меня электричество в мозгу, это они его туда засунули.
— Кто — они?
— Вы меня обманываете.
— Кто засунул электричество в ваш мозг?
— Восточноевропейские евреи-ашкенази. Ты лжец.
— Мистер Хули…
— Они разводят их и едят, жгут тела, чтобы получить топливо, обогревать потайные помещения польской разведки. Они выращивают эмбрионы. Их можно есть с голоду, но они сердятся, потому что они им нужны на топливо, чтобы делать апельсиновый сок.