Несмотря на то что все пятеро десантников находились в здешних краях уже несколько месяцев, обширная ледяная панорама с вершины ледника завораживала. Шишкин, лучше других ориентировавшийся на местности, надеялся лишь на то, что напрямик немецкий экипаж не пройдет и будет двигаться медленно.
– Дай бог, чтобы они за час пару километров одолели, — сказал он. — Догоним.
Впрочем, и десантники двигались не намного быстрее. Путь преграждали впадины, расщелины и каменные завалы. Через некоторые можно было перебраться, другие приходилось обходить, делая большой крюк. Уже через километр наткнулись на узкую змеистую расщелину. На твердой сухой земле ее перемахнешь без особого труда, но здесь так просто не получится. Скользкие края не дают опоры, а на дне глубокой щели бьется поток тающего снизу ледника.
Значит, надо делать крюк. Через час завязли в низине, напоминающей озеро. Только вместо льда низина была набита спрессованным снегом. Шишкин сделал полсотни шагов, ничего, вроде держит. Махнул остальным, но через десяток метров ухнул по грудь в вязкую массу. Кое-как выбрался с помощью брошенной веревки. Через эту низину не пройдешь.
Так и двигались зигзагами, то поворачивая назад, то карабкаясь вверх. Антон Парфенов, из новичков в отряде, начал было резво скакать вниз по склону. Его притормозил Маркин:
– Сломаешь ногу — здесь и останешься. Нести тебя некому, нам важнее фрицев догнать. Усек?
– Виноват, товарищ капитан-лейтенант.
Парфенов родом из Мезени, северянин, ориентируется в здешних местах неплохо, просто иногда пробивается мальчишество — ему всего двадцать два года.
Через некоторое время увидели следы короткой остановки. Три консервные банки, окурки, целлофан из-под хлеба и шоколада. Мусор втоптали в снег, но сразу видно, что это не пешая разведка и не егеря. Те спички горелой не оставят и шагают след в след. И тем более не вытопчут целую поляну, которая еще пахла золой — подогревали консервы, сосиски в соусе.
– Хорошо, гады, живут, — позавидовал Гриша Чеховских. — Сосиски, шоколад, сигареты с золотым ободком.
Всем сразу захотелось есть. В мешках мерзлый хлеб и рыбные осточертевшие консервы. Не так и плохо, но рыба надоела до черта. А печень трески (деликатес на материке!) в плоских баночках, очень питательную и вкусную, никого силком есть не заставишь. Лучше уж серый хлеб пополам с овсом.
– Ребята, час назад они здесь были, — определил Афоня Шишкин. — Ну, полтора от силы. Если поднажмем, догоним до ночи.
Ночи все еще короткие, всего часа четыре. Ускорить ход смысл есть. Двинулись вперед с азартом, позволив себе лишь выкурить по самокрутке. Грязно-серый, еще не закончивший линьку песец вымахнул из-под ног и рванул прочь, подняв облезлый хвост.
– Гони его!
– Зимой бы ты нам попался!
Пойдут ли немцы ночью дальше?
Угадывая вопрос командира, Афанасий Шишкин отрицательно покачал головой:
– Не рискнут. Я днем в расщелине едва ногу не свернул, а ночью сплошной риск. Через час они остановятся, и нам бы переждать.
– А ты что скажешь, Антон?
– Верно Афанасий рассуждает. Я, можно сказать, местный, и то бы не рискнул. А фрицы тем более.
– Ну, раз Антоха команду дал, — засмеялся Маркин, — переждем до утра.
Расположились в овражке. Уже в сумерках долго всматривались в бинокли. Мелькали какие-то пятна. На берегу залива увидели нерпу. Едва не приняли ее за человека, собрались было окружать, потом успокоились. Грызли хлеб, ели подогретые на крохотном огоньке консервы, а Чеховских не отказался даже от печени трески. Остальных Маркин заставил жевать пропитанные жиром кусочки силком. Неизвестно, сколько завтра идти, нужны силы.
Беспокоило, что не поленился немецкий экипаж захватить пулемет. А это значит, близко не подпустят.
– Завтра у нас времени в обрез будет, — рассуждал Маркин. — Часа за четыре они либо к границе выйдут, либо их с самолета подберут, если погода позволит. А погода, судя по закату, будет ясная.
Заснуть в десятиградусный мороз трудно даже привычным к Северу людям. Сбились в кучу, толкали друг друга, с нетерпением ждали рассвета. Из всех пятерых смог поспать лишь новичок Парфенов.
– Привык на охоте, — зевая, пояснил он.
– Я тоже охотник, — отозвался Шишкин, — а без костра спать не научился. Может, расскажешь?
– Мы на солонцах часто охотимся. Там и три, и пять часов неподвижно лежишь. Чуть шевельнешься, лося и след простыл. Больше он к этому солонцу месяц не подойдет, а ты со всей семьей щи пустые хлебай.
Антон в свои двадцать два года оказался женат и успел родить ребенка, работал техником в совхозной мастерской. Простой по характеру, он рассказывал, что, когда из деревни начали забирать парней на войну, родители разрешили всем, кто хотел, жениться.
– Чего там разрешали, заставляли даже. Парень с девкой мнутся, еще толком не обговорили, а их в сельсовет тащат. Женитесь и родите ребенка. Они мудрые, деды наши. Как знали, что такая страшная война будет. Из тех, кого летом и осенью в сорок первом забрали, половина уже сгинула, а войне конца-края не видать.
– Хороший ты парень, Антоха, — от души сказал Маркин. — Но осторожности в тебе мало. Если хочешь к семье вернуться, почаще оглядывайся.
– Ладно.
Все тихо засмеялись, а Фатеев объяснил, что нет в армии слова «ладно», а отвечать надо «есть».
Командир оказался прав. Погода улучшилась, стих ветер, и рассеялся туман. Поднялись, разминая ноги, когда оранжевая полоска лишь слегка осветила восточный край неба, и двинулись практически в темноте. Какой на морозе сон, да еще без костра? Лучше уж шагать, осторожно глядя под ноги.
Дважды теряли следы на продутых ветром холмах. Снова возвращались, и Шишкин вместе с Парфеновым внимательно осматривали каждый метр. Новичок оказался хорошим следопытом. Если бы не чутье обоих охотников, давно сбились бы со следа. Шли насквозь мокрые от пота. Особенно тяжко приходилось тем, кто был в полушубках.
– Вон они, — крикнул Антоха Парфенов. Неудивительно, что пять черных точек на леднике увидел охотник с его кошачьим зрением.
Ускорили шаг, точки исчезли из виду. А тут сгоряча влетели в заросли мелкой, стелющейся по земле березы. С лежанки не спеша поднялся лось, огромное гнездо из мелких веток, на котором он спал, дымилось. Лось спокойно оглядел людей, сделал шаг, другой и пустился широким махом, бесшумно, не задевая березняк и выбрасывая ошметки грязи.
Из болотистой низины, как из огромной сети, выбирались не меньше часа. Лица исхлестало ветками, все вывозились в грязи. Сидели обессиленные, затем почистили оружие. Все вымотались, а Чеховских тоскливо сказал:
– Нам еще поплавать не хватает — считай, курс молодого бойца прошли.