— Умный человек не считает себя таковым до той поры, покуда не становится глупым, — ответил на это он.
— Правильно. Но моих слов таким замечанием ты ни в коей мере не опровергаешь, наоборот…
Ему ничего не оставалось, как только рассеянно, но и согласно кивнуть.
С тех пор номера мобильного и домашнего телефонов Кратова значились у него в памяти, как у тяжелобольного — номера телефонов "Скорой помощи" и поликлиники.
И когда полковник попросил его о немедленной встрече, он, отбросив все дела, поспешил по предписанному адресу — в один из номеров гостиницы "Москва".
В двухкомнатном люксе помимо Кратова находился еще один мужчина — лет сорока пяти, с плотной фигурой бывшего спортсмена, курносый, с плоским, незапоминающимся лицом, одетый в скромный костюм; с "Командирскими" часами на широком запястье.
— Мой… товарищ, — представил его Кратов. — Можешь с ним, Игорек, общаться столь же искренне и непринужденно, как и со мной… Все, покидаю вас! — И, подхватив со спинки стула плащ, он вышел из номера.
— Иван Васильевич, — представился незнакомец, протягивая Игорю сильную, грубую кисть, выдававшую его крестьянские корни.
Принадлежность этого Ивана Васильевича к милицейскому профсоюзу не сочеталась со многими чертами его внешности, скорее он выглядел как кадровый военный, хотя мог относиться и к всемогущей ГБ.
— Значит, Игорь, давайте начнем разговор безо всяких там дипломатических выкрутасов и хождений вокруг да около, — сухо начал тот. — Ситуация такова: в Сибири, как вам известно безотносительно теле- и радиоинформации, недавно рванули военные склады. Пострадали, слава богу, лишь боеприпасы и замшелые кирпичные стены. Буду честен: при расследовании возникло три версии причин случившегося: диверсия, несчастный случай и — сокрытие следов расхищения вооружений. Управление военной контрразведки, которое, доложу вам, и по нынешним временам располагает сотрудниками весьма дотошными и ответственными, данные версии тщательно проработало. И знаете, что оказалось? Оказалось, что третья версия содержит элемент истины. А потому сейчас вы здесь.
— Продолжайте, очень интересно, — сказал Егоров. "Так, — подумалось ему, — вот и началось… Значит, и впрямь фээсбэшник… Неужели капнул тот генерал, дружок Каменцева… Нет, вряд ли".
— Я не собираюсь предъявлять вам никаких обвинений, — глубокомысленно кивнул Иван Васильевич. — Тем более вы даже в общем не представляете себе, где находятся данные склады, кто их охраняет и к какой воинской части они приписаны. Да и зачем вам это знать? Вы — как бизнесмен, кто, торгуя либо говядиной, либо танками, вообще их не видит. Он видит лишь цифры перемещений денег на дисплее компьютера. Он ничего не разгружает, не погружает, не перевозит по асфальту, воздуху и рельсам, не контролирует труды работяг… Он платит и требует, покуда на его банковском счете не возникнет желаемая цифра.
— Это называется — разделение труда, — заметил Егоров.
— Не спорю. Но у меня, к сожалению, более приземленная профессия. Как и у тех офицеров, что едут во глубину сибирских руд и разрабатывают там определенного рода криминальные месторождения. И щупают, выйдя, как говорится у нас, "в поле", собственными пальчиками землю, камни, а то и дерьмо…
— У нас такое тоже не редкость, — перебил Егоров, — Имею в видубизнес
— Так вот, — продолжил Иван Васильевич. — Я лично провел расследование и безо всяких сомнений убежден, что авторство катаклизма‑за вами.
— Неправда.
— Хорошо. Не авторство. Назовем это последствие вашего заказа. Хотя вы, как понимаю, заказчик номер два.
— Понимать и доказать — вещи разные, — зевнул Егоров.
— Эт‑то в самую "десятку"! — скучно согласился собеседник. — Дело вы сделали чисто, надо отдать должное. В исполнители выбрали железных ребят, настращали коррумпированную армейскую сволочь так, что у всех языки отсохли, глухая несознанка…
— Что‑то я не припоминаю за собой каких‑либо стращаний кого‑нибудь… со смешком отозвался Егоров.
— Да? Тогда — поздравляю! У вас, как говорится, началась самая приятная болезнь.
— То есть?
— Склероз. Нигде не колет, и каждый день — новости.
— Ладно, к чему вы клоните? — холодно спросил Егоров.
— Я клоню к тому, чтобы вы ответили на простой вопрос: где находится определенная масса вещества, способного разнести на неопределенные фрагменты небольшой городок? — И, отмахнувшись от протестующего жеста собеседника, продолжил: — Мы здесь не на допросе! И моя цель — не конфронтация и угрозы. Защитники ваши мне превосходны известны, скандалы с ними и всякого рода звонки, эмоции и вопли никому не нужны. А нужно всего лишь спокойно договориться с вами. Свои обязательства перед заказчиком вы выполнили в полном объеме, и потому я могу задать вопрос: где? И все. Не будет ответа — не надо. Но тогда я гарантированно обещаю вам, что–у вас появляется новый и очень опасный враг. Этого врага раньше называли КГБ. Представьте себе, он до сих пор себя так и именует, несмотря на формальную смену вывески. А, вот еще какая деталь: враг дремать не будет. Напротив, он, не щадя сил и времени, начнет заниматься вашей персоной, раскладывая ее по принципу таблицы Менделеева.
— У вас существует такая технология?
— Результат часто заключается не столько в технологии, сколько в ее соблюдении, — загадочно откликнулся чекист.
— Вот ведь как интересно! — сказал Егоров. — Сидит передо мной представитель власти и угрожает откровенно незаконными действиями… Ведь так?
— Так.
— И как же это воспринимать в условиях нашей трудно выстраданной российской демократии, проклянувшей жестокое наследие тяжкой диктатуры и ее беспредела?
— Когда хорошее старое вытесняет плохое новое — это прогресс! парировал не лишенный чувства черного юмора контрразведчик.
Изощряться в дальнейших колкостях и препирательствах, как уяснил Егоров, было бессмысленно. И — опасно.
— Я люблю определенность в договоренностях, — стесненно кашлянув, сказал он. — И потому хочу уточнить: ваш вопрос "Где?" будет единственным? Или моя дурацкая покладистость вдохновит вас на уточнение неприятных для меня деталей?
— Вдохновит, но я попробую сдержаться.
— Вся эта музыка находится в дальнем зарубежье, — сквозь зубы поведал Егоров. — Причем могу вас уверить: если бы я хотя бы на миг сомневался, что она заиграет где‑нибудь внутри родимых окраин…
— Патриотично, — усмехнулся Иван Васильевич.
— Такого ответа недостаточно?
— Конечно, нет.
Егоров выдернул из стоявшего на столе стаканчика бумажную салфетку. Написал на ней: "Академик "Скрябин". Убыл неделю назад из порта Санкт–Петербурга. Адресат груза и его назначение неизвестны. Честно".
Мельком проскочила мстительная пакостная мыслишка: