В сумерках он продолжал свое движение вперед.
На третий день, обогнув высохшее болотце с сухим, мертвым камышом, вышел к узкой и глубокой реке.
Осенняя тягучая вода, пурпурные листья боярышника, кружащиеся в ленивом хороводе над ямами омутов…
Под узловатой ветлой в песчаной вымоине тихонько клокотал студеный вулканчик ключа.
Он вдосталь напился животворной чистой влаги, затем наломал веток и устроился на ночлег в прибрежном кустарнике.
В небе, набиравшем утреннюю голубизну, истаивал призрачный огрызок луны. Край выкатившегося из‑за горизонта солнца оранжевой поволокой подернул деревья и реку. Прозрачной желтизной загорелись клены.
На другом берегу, по низине, затопив кустарник, клубился, выпирая из оврага, золотисто мерцающий туман.
Трепеща над его головой крыльями, пронеслись утки, канули за бурый камыш, на заводь, взметнув синеватую воду.
Закрыв глаза, он попытался заснуть, но настырная память снова и снова возвращала его к тому уже давнему вечеру, когда, как провалившийся под ногами речной лед, жизнь потянула его в тюремную бездну — безысходно–бездонную.
До сей поры биография Сергея Каменцева не отличалась ничем особенным: московская школа, средняя успеваемость, призыв в армию в середине семидесятых, два года службы в автомобильном батальоне, после — медицинский вуз, первый неудачный брак с сокурсницей, затем работа хирургом в районной больнице…
Перестройка и капиталистический государственный реверс сбросили своей инерцией вмиг обнищавшего врача в кильватер мелкооптовой торговли продуктами питания.
Собственно, он не очень‑то и унывал, очутившись на периферии фронта деловой активности той части интеллигенции, что металась в поисках новых профессиональных стезей.
Снял промышленный холодильник, брал с птицефабрик продукцию и развозил ее по магазинам, прибавляя наценку. Бизнес рос, появились наемные люди, он зарабатывал вполне приличные деньги, женился, считая себя вполне респектабельным обывателем; вскоре родилась дочь, укрепив своим появлением на свет стабильность семьи, и в свои сорок лет он чувствовал себя уверенным и здоровым мужиком с прочным будущим.
Появился у Каменцева американский партнер, посылавший ему на комиссию неликвиды заокеанской пищевой промышленности, с семьей удалось съездить Сергею на отдых во Флориду, получив без особенного труда многократные визы, и на всякий случай — дескать, не дай бог, случится в непредсказуемой России очередная политическая заварушка — открыл он себе и жене общий счет в западном банке, оставив на нем некоторую сумму своих дивидендов.
Один из приятелей Каменцева — директор местного универсама–супермаркета — одолжил у него на месяц двенадцать тысяч долларов, но с выплатой долга тянул, оправдывался всяческими трудностями, однако после очередной нелицеприятной беседы сказал, что, дескать, без ножа его Каменцев режет, но деньги он ему готов вернуть, правда, не все, трех сотен не добирается, и тотчас, дабы не остыть произнесенным словам, оделся Сергей и пошел на соседнюю улицу, где проживал должник.
Не обошлось без выпивки, долгой вечерней посиделки, а под конец трогательной, уже окончательно дружеской беседы был предложен Каменцеву в счет остатка долга китайский "ТТ" с двумя обоймами.
А в довесок к пистолету, с уважительным интересом Сергеем разглядываемому, подарил ему щедрый должник две новогодние петарды мощнейшего, как утверждалось, действия. Позабавишься, мол…
И шагнул полупьяненький, удовлетворенный счастливой развязкой Каменцев в московскую ночь, побрел по краю улицы, оборачиваясь на машины и ежеминутно хлопая себя то по карману, где лежала пачка американских купюр, то по пояснице, где, прижатый брючным ремнем, располагался "ТТ".
У троллейбусной остановки дернул Каменцева бес вытащить из кармана одну из петард. Механическим движением потянул — с целью проверки, видимо, плотности укрепления в вощеном цилиндрике — веревочный канатик, обеспечивающий приведение снаряда в его празднично–восторженное действие.
Как уяснялось им позже, и потянулся‑то канатик едва–едва, не предвещая никакого сюрприза, однако сюрприз таки вышел; в глубине цилиндрика внезапно случилось потрескивающее искрение, весьма Каменцева озаботившее, и, не мешкая, инстинктивным движением, будто ядовитую змею, он отбросил петарду прочь от себя, прямо на проезжую часть.
Ударившись об асфальт, петарда заискрила мощно и грозно, шипя и рассыпая вокруг себя желто–красные искры, и подкатывающий к остановке троллейбус, ведомый бдительным водителем, въехал на тротуар, избегая контакта с опасным предметов террористического свойства.
Следом промчался, прямиком угодив в сноп искр, новенький представительский "Мерседес", и тут‑то сработала взрывная схема, и петарда бабахнула с оглушающей силой, выстрелив нитями разноцветного огня.
Каменцев с ужасом различил бритые бандитские головы за стеклами престижного автомобиля, но гангстеры, видимо, предположив умышленное покушение на их пропащие жизни, не остановились, дабы примерно наказать хулигана, а дали, аналогично взопрев от страха, по газам так, что "Мерседес" пулей стрельнул к далекому перекрестку, промчался на красный свет и сгинул в дебрях городских трасс.
Следующей за "Мерседесом" машиной была бело–голубая милицейская галоша "Форд" со светомузыкой, и Каменцев опомниться не успел, как возле него выросли стражи порядка — тощий сержант с автоматом и бодрый крепыш лейтенант.
Сергей залепетал нечто невразумительное, оправдывая случившийся с ним казус стечением анекдотических обстоятельств, однако милиционеры, без юмора констатировав, что за хулиганство в нетрезвом состоянии он крупно поплатится, предложили ему следовать в импортную правоохранительную "галошу".
Каменцев попытался всучить взятку, вытянув из перетянутой резинкой пачки сто долларов, и глаза сержанта уже вспыхнули вожделенно, однако лейтенант, выразительно глянув на напарника, пихнул жертву к машине, категорически отвергая какой‑либо компромисс.
И тут осознал Каменцев, что вытряхнут из него менты все деньги, как вытряхивают изо всех своих ночных жертв, но пожаловаться на произвол он категорически не сумеет, ибо, как только дело дойдет до изъятия пистолета, прав у него станет не больше, чем у бродячей собаки, попавшей на удавку живодеров.
И наполнила его отчаянная, лихая злоба…
Он извернулся, схватил под локоть тощую шею сержанта и приставил "ТТ" к его виску.
— Стоять! — приказал опешившему лейтенанту. — Пистолет из кобуры! Ну!
Мрачно и брезгливо усмехнувшись, тот повиновался, положив оружие на асфальт.
Ногой Каменцев отшвырнул табельный "Макаров" в сторону, затем, содрав с плеча сержанта автомат, передернув затвор и отступил к "Форду", не слыша увещевавших его милицейских голосов.
Впрыгнул в машину, стоявшую с работающим двигателем, и, включив передачу, понесся куда глаза глядят.