− Возможно, «черные копатели», − выдвинул версию Квасов. − Нашли мину…
− С «калашниковыми»? − опроверг участковый. − Но… да, на мину похоже, вот и прокурор говорит… Везли, дескать, внутри машины. Хотя у него интерес… Год до пенсии, к чему морока? Вчера у Петровича, соседа моего, двух индюков из загона сперли, а он: пиши отказ, мол, улетели с перелетными птицами, надо было вовремя подстригать крылья… А у этих, кстати, номера-то − того… Липа.
− Это уже проблемы погибших, − заметил Слабодрищенко. − Люди встали на кривой путь, и он привел их к несовершенству.
− Предлагаю, чтобы нам таким образом не окончить свой глобальный маршрут, − сказал Юра, поднимая стакан. − Вы здесь прожили всю жизнь? − обратился он к участковому.
− Пока нет… − растерянно ответил тот.
Стихийный банкет перешел в застолье с дымящейся картошкой, жареными грибами, прошлогодними соленьями, извлеченными из подпола и обилием алкоголя, хранящегося у предусмотрительного Геннадия в забитом хламом гараже.
− Люблю проснуться среди запасов, − пояснил он собранию, восхвалявшему его хозяйскую сметку.
Поздним вечером, поминутно врезаясь в заборы привычным к таким столкновениям бампером своего автомобиля, милиционер отправился в деревню, на место постоянного проживания. Слабодрищенко ушел спать в комнату вместе с Геннадием, гостям отвели спальню на втором этаже, а Жуков разместился в бане, перетащив туда свои сумки.
В этот вечер он пил мало, терзаемый каким-то неясным, но неотступным предчувствием значительных перемен. Что-то должно было случиться. Хотя что − неясно. Приют, найденный им у Квасова, на поверку оказался западней, и стоило незамедлительно покинуть ее, снова переместившись в неприкаянную неизвестность.
Уже под утро в дверь бани осторожно постучали. Жуков вскочил с топчана, настороженно вглядываясь в темень. Светящиеся фосфором стрелки часов указывали на половину четвертого утра.
− Юра, вы спите? − донесся заспанный голос пришлого Сергея. − Ленке в туалет приспичило, а я не знаю, где тут и как…
Жуков нажал клавишу выключателя. Резкий свет болезненно ударил в истомленные глаза. Он отодвинул задвижку двери.
Увиделось виноватое лицо потревожившего его постояльца. Тот нерешительно ступил на порог, а затем нога его буквально выстрелила Жукову в грудь. Юра отлетел на топчан, распластано замерев на нем. Сухие дубовые веники и заскорузлые войлочные шляпы, сорвавшиеся с сотрясшейся стены, завалили его. Потерянно отмахиваясь, он отбросил банные причиндалы на пол.
− Если ты будешь вести себя разумно, − буднично и приветливо сказал Сергей, − то останешься жив и здоров. Я обещаю. Диски с собой?
Только сейчас ослепительная молния догадки донесла до Жукова истину, раскрывающую, что именно озадачило его при взгляде на этого парня и его подругу: американская одежда!
Уж ему-то не знать эту элегантную курточку, словно с витрины бутика «Донна Каран», рубашку с конником «Ральф Лаурен», женскую блузочку «Гэп», кольцо с розой из черных бриллиантов, столь модных среди нью-йоркских вертихвосток, джинсы «Сэвен» и «Кэлвин Клейн», ремни от «Гуччи»… И дело не в названиях фирм, а в несомненной подлинности их качества, дышавшего дорогими магазинами Штатов, облазанными им вдоль и поперек… В нивелированности китайского и турецкого расхожего барахла, заполонившего Россию, эти вещи терялись, как истинные фрукты среди пластиковых муляжей. Надо было лишь присмотреться, и различить изысканность их добротной сути…
− Еще раз спрашиваю: диски с собой? − уже с твердой угрозой произнес посланец непреодолимых сил возмездия. То, что он был мускулист, строен, Жуков отметил сразу, однако никакими особыми атлетическими признаками незнакомец не отличался, казался вяло-благожелательным, заторможенным, и распознать в нем таящуюся силу и прыть Юра смог только сейчас, удрученный открытием своей рыхлой медлительной беспомощности перед этой агрессивной стальной пружиной. Словно откликаясь на его мысли, парень произнес:
− Я знаю: ты − малый не промах, служил в десанте… Но даже не пробуй выходить за пределы… Лет пятнадцать назад, когда ты еще был в форме, тебя едва ли взяли бы в нашу шарагу даже в ученики.
− Я все понял, − сказал Жуков, постепенно справляясь с вынужденным помутнением сознания. − Но нам надо правильно договориться.
− Затем я и здесь, − коротко улыбнулся незнакомец. − Присаживайся поудобней. Время у нас, полагаю, имеется.
В дверь заглянула его спутница. Лицо ее было сосредоточенным и отчужденным. Что-то произнесла на английском. Парень невнятно ответил, и девушка исчезла в темноте.
− Вот тебе и немая… − произнес Жуков. Помедлив, прибавил: − Серьезная за вами сила. Только теперь понял.
− Это очень сложный вопрос, − сказал парень. − Многое зависит от обстоятельств. И сейчас они сложились в твою пользу. Твоя задача: умно ими воспользоваться.
− Точно не убьете? − спросил Жуков.
− Постараюсь изо всех сил.
− Тогда − так… Все диски в сумке…
− Все двадцать одна штука?
Тут Юра вспомнил, что один из дисков забыт им в проигрывателе, оставленном в доме Геннадия.
Впрочем, сейчас это не имело особенного значения.
− Да, двадцать один. Можете пересчитать.
В полночь мне позвонил Уитни. Сообщил, что в Москву вылетел Ричард. При этом многозначительно намекнул, что его неверный служащий прибывает в Россию не один. Что означало: с головорезами, должными уничтожить выпавшего из их обоймы собрата, то бишь Роланда Эверхарта, под чьей личиной я для них существовал. Получив указания босса, я отправился к его здешнему поверенному Льву Моисеевичу Труману, от кого получил некий контракт, заключенный между американской и российской корпорациями. Контракт, как следовало из канвы легенды, я изъял у найденного и нейтрализованного мною Жукова.
Ранним утром я прибыл в отель, где должен был остановиться Ричард, и оставил для него пакет у портье. Затем позвонил сам Ричард. Услышав, что я на пару дней вынужден отлучиться из столицы по неотложным делам, он не скрыл разочарования, сказав, что непременно и очно обязан встретиться со мной. Что я, естественно, ему пообещал самым непринужденным образом.
Затем со мной связался Гарик. Поведал, что ночью возле дома происходили непонятные передвижения машин, однако он подозревает, что обитатели интересующей меня квартиры с утра намерены ее покинуть, ибо чего среди ночи они меняли спущенное колесо и заливали воду в бачок омывателя?
Медлить было нельзя. Истомленная бездействием Нина напросилась взять ее с собой. Поневоле пришлось согласиться − торчать в четырех стенах и глазеть в телевизор, где не было ни одной англоязычной программы, являлось занятием тоскливым, а отпускать ее одну в город я не хотел.