– Абсолютно верно. – Собеседник стряхнул с себя валенки, потянувшись за стоявшими в углу подстоптанными ботиночками. – Поэтому, Игорь, так: заводи свой «мерседес», они его, кстати, вечером хотели забрать, полагая – справедливо, между прочим, полагая! – что тебе он больше не пригодится. И… поехали, пожалуй. По дороге объяснимся. Кстати, я не из милиции, а из ФСБ. Подробности – позже.
Пока машина разогревалась, я укомплектовал багажник необходимыми аксессуарами, понимая, что вряд ли в ближайшее время навещу свой металлический бокс на стоянке. После, уже в качестве вольного водителя, вновь оказался у шлагбаума, где меня дожидался спаситель-незнакомец.
– Ко мне домой? – спросил я.
– Давай к тебе… – безразлично согласился он.
Сторож в дохе приподнял над нами полосатую трубу.
Вскоре мы втроем – папа, Сергей и я, сидели на кухне, пили чай и обсуждали безрадостный текущий момент.
– Значит, по порядку, – говорил Сергей. – На органы вы не молитесь, тут имеет место лично моя инициатива. Продиктованная определенными соображениями, скажем так. Тебя, Игорек, подставили, конечно, а после сегодняшнего эпизода на стоянке могу твердо гарантировать, что ты в наиподлейшие стукачи определен, а посему – пора сдергивать… Надеяться тебе на мою помощь уже нельзя, я с сегодняшнего дня и часа – отставник. Более того, находящийся в бегах. – Добавил неохотно: – Свои заморочки…
– Хорошая у нас компашка! – крякнул папаня.
– Теперь вот что еще, – продолжил опальный чекист. – Денег я ни с кого никогда не брал, посему трудные и голодные мне бега предстоят и – вот вопрос: могу ли рассчитывать на материальное вознаграждение? За известный тебе эпизод?
– Да без… – сказал я.
– По-моему, я прав, – продолжил он. – Кстати. Знаешь, какое уведомление после исполнения смертного приговора ближайшим родственникам убиенного отсылают?
– Ну?
– «Убыл по назначению согласно приговора». Вот точно такое же сегодня насчет тебя пришло бы к заинтересованным лицам.
– А где бегать-то собираешься? – спросил папаня гостя.
– Да есть, в общем-то, места…
– А может, в нашем коллективе отсидишься?
– Это где? На вашей даче под Скопиным?
Отец рассмеялся, отмахнувшись.
– Дача! Дом деревенский, сдуру купленный! Уже три года там не показывались! У нас поближе норка есть.
– Натуральный замок, – сказал я. – Едем? А, всезнайка?
– А едем! – последовал ответ с ноткой бесшабашности. – Только домой загляну, соберу рюкзачок. Завтра ко мне уже арендаторы вселяются. Дай ключи от машины, кстати. Проверяться придется. А за рулем оно сподручнее. И вообще, – добавил глубокомысленно, – мне сегодня на «мерседесе» очень даже полезно будет прокатиться, дорогие товарищи. По несчастью.
– На рынок еще заглянуть требуется, – заметил папаня, одеваясь. – У Вовки в холодильнике если и есть что, так это четыре килограмма чистого холода, не поврежденного запахом пищи.
– Да и сухенького бы я сегодня выпил, – сказал я. – Стаканчик-другой.
– А я бы лучше чего-нибудь мокренького, – отозвался чекист, взирая задумчиво в глубины своего рваного, но явно не от изобилия денег, бумажника.
– Не беспокойтесь, – сказал я ему, – мы угощаем. А с иными меркантильными вопросами разберемся завтра. В банке. Кстати. Назовите сумму.
– Человеческая жизнь бесценна, – заметил чекист.
– Значит, я разорен?
– Не переживай, разберемся.
Забив машину жратвой и выпивкой, уже под вечер мы прибыли в студеную тишину подмосковных Люберец, остановив «мерседес» у высокого забора, обгораживающего землевладение брата Вовы.
Братец уже в течение десяти лет выстраивал и благоустраивал свое загородное поместье, в самом деле напоминавшее замок своей внешней облицовкой из природного камня, массивными входными дверьми, декоративными башенками по углам строения и бастионом, на который буквально напрашивался какой-нибудь горделивый стяг.
Это место мне было знакомо с детства. Я любил приезжать сюда – особенно летом, к прозрачной воде карьеров и обступавшему их лесу, ныне, правда, больше похожему на парк. Я же помнил его другим, еще настоящим – с грибами и земляникой, что только отодвинулся перед новостройками, но еще не утратил своего изначального естества, не превратился в оазис очерченного пятна «зеленой зоны» – поглотителя индустриальных дымов и усталого дыхания горожан.
Я нажал на кнопку звонка, прислушиваясь не без опаски, не раздастся ли за забором учащенное собачье дыхание – участок охранял мохнатый и здоровенный как медведь кавказец, который пуще сосисок и говядины предпочитал отведать человечьего мяса, проявляя в этом своем стремлении такое хитроумие и изобретательность, что Вова, горюя, как-то заметил, что вполне мог бы податься в товароведы, ибо, заимев пса, узнал все оптовые и розничные цены на плащи, куртки, дубленки и прочую верхнюю и нижнюю одежду, предназначенную для обоих полов.
– Кого принесло? – донесся голос грубого Вовы, и глухая калитка, предусмотрительно придерживаемая моими усилиями, растворилась на необходимую для общения щель, в которую я сообщил братцу о прибытии его, надеюсь, любимых родственников. Хотя в первую очередь я справился о местонахождении лютого пса.
– В клетке сидит, – успокоил меня Вова. – Вчера, сволочь, последнюю цепь порвал. Кованую.
Я загнал «мерседес» во двор, и мы принялись разгружать багажник, почтительно глядя на лохматого людоеда, грызшего, истекая пузырящейся на клыках слюной, мешавшую ему добраться до нас сетку вольера. В глазах собаки горели демонические голубые огоньки.
Когда я закрывал за собой дверь дома, пес, схватив в свою крокодилью пасть валявшийся на полу вольера рукав от телогрейки, ощерившись, замотал головой, утробно рыча, словно демонстрировал мне все прелести близкого с ним контакта.
Я тщательно запер внутренний засов двери, ведущей в дом. При всем своем сегодняшнем везении в неприятных приключениях, в дополнительных испытаниях судьбы я не нуждался.
– Ну молодцы, ну потрафили! – выговаривал тем временем Вова, взвешивая на широкой ладони тяжелый пакет с розовой шашлычной мякотью. – Ща заделаем деликатес! Прямо в камине!
Мы спустились в подвал, также облицованный камнем, где располагался бар со стойкой, кожаные кресла и камин, сработанный местными печниками-искусниками.
Вова чиркнул спичкой, осторожно прикрывая огонек согнутой ладонью другой руки, поднес его к сухим ломким ветвям, сложенным в закопченном кирпичном зеве.
Дерево потихоньку занялось, огонь разбегался в ворохе сучьев, сливаясь своими синими и золотистыми язычками и наконец затрещал победно, взвив частую россыпь искр.
Сухим и душистым теплом сгорающей ольхи потянуло по подвалу.
Я взглянул на Сергея, прочитав в его глазах ту же, наверное, мысль, что пришла и мне: сидеть бы, мол, тебе, парень, сейчас в ином подвале, а если бы и развели в нем огонь, то в роли шашлыка… Ну и так далее.