– Не надо, – безнадежно отмахнулся ротный. – Детей жалко, трое их у меня.
– Тогда пробейся и выживи. И полку помоги.
– Брось, Григорий Пантелеевич! Списаны мы уже подчистую. Гансы нас не выпустят из лап.
Зимина начал раздражать пустой разговор. Вмешался комиссар.
– Другого выхода нет. Отвлекающий маневр необходим. Через десять минут получите маршрут движения и в путь.
– Есть! – козырнул старший лейтенант.
Когда ротный вышел, комиссар с сомнением заметил:
– Как бы не струсил. Двинется втихаря, выскользнет потихоньку.
– Нет, мужик надежный. Я его по Финской знаю. Просто умирать никому не хочется.
Оставался еще один непростой вопрос. Среди тяжелораненых были два командира, которым ни в коем случае нельзя было попадать в плен – начальник оперативного отдела дивизии и шифровальщик передвижной радиостанции, еще вчера разбитой снарядом.
– Неизвестно, как повернется наш прорыв, – сказал Лесков. – Ночью любая ситуация может случиться. Рядом с ними будет находиться один из моих особистов. В случае угрозы их пленения он сделает, что положено. Оба командира ранены тяжело, передвигаться самостоятельно не могут. Будет лучше, если они сами решат свою судьбу.
– Ты предлагаешь их добить? – вскипел комиссар. – А я не включен в этот список? Или ты, Михаил Андреевич? В случае ранения нам тоже помогут расстаться с жизнью? Какая забота.
– Это здравый смысл. И немцы, да и наши службы, умеют выбивать информацию. И утечка ее обойдется слишком дорого даже в такой неразберихе.
– Вы отучились верить в людей! – продолжал возмущаться комиссар.
– Ладно, прекрати пустые разговоры. Я пойду сам в санчасть.
– Каков гусь! – не мог успокоиться комиссар, мужчина в рассвете лет, не желавший думать о смерти, ценивший жизнь и все ее удовольствия.
А начальник особого отдела имел короткий и жесткий разговор с двумя обреченными командирами. Капитан-шифровальщик получил тяжелое ранение в бок. Из-под плотной повязки выпирал вспухший ком, лицо было покрыто крупными каплями пота.
– Я вас понимаю, Михаил Андреевич. Другого выхода нет. Да и жить мне осталось всего ничего.
Морщась от боли и торопясь закончить все быстрее, он извлек из карманов документы, письма, фотографии жены и детей.
– Письмо жене напишите сами. Скажите, я погиб в бою. Прощайте. Пистолет у меня с собой. Господи, ну уходите быстрее!
Спустя минуту хлопнул выстрел. Помощник майора накрыл одеялом лицо шифровальщика и, забрав ТТ, подошел а Лескову.
Подполковник, начальник оперативного отдела дивизии, раненный в руку и ногу, смотрел на особистов с нескрываемым страхом.
– Вы не имеете права! Даже если я случайно… случайно попаду в плен, то из меня не выжмут ни слова. Вы мне не верите?
– Сдача в плен приравнивается к предательству, – сухо обронил Лесков.
– Я никогда не стану предателем. Я неплохо себя чувствую, мне надо лишь немного отдохнуть. Через сутки я встану в строй и буду сражаться вместе со всеми. Я ненавижу фашистов.
Лесков выжидающе смотрел на подполковника. У него была перебита нога, и встать в строй или двигаться самостоятельно он не сможет ни завтра, ни даже через неделю.
Немцы снова открыли артиллерийский огонь. По периметру взлетали разноцветные ракеты, и быстрые тени бежали по траве. В километре, не далее, слышался звук моторов. Кольцо стягивалось со всех сторон. Если до этого особист Лесков собирался оставить вместе с подполковником своего помощника-лейтенанта, то сейчас он раздумал.
Начальник оперативного отдела дивизии являлся носителем многих важных сведений, и не только о своей дивизии. В сумятице отступления, когда подразделения перемешаны, частично уничтожены или рассеяны, вряд ли сведения подполковника будут иметь слишком большую ценность. Майор Лесков колебался.
Подполковник сам решил свою участь. Он уговаривал особиста сохранить ему жизнь, клялся в верности присяге. При свете ракет блеснула слеза, катившаяся по щеке. Лесков понял, что подполковник слаб духом и, в случае чего, спасая жизнь, расскажет немцам все, что знает.
– Заканчивайте, – коротко приказал он лейтенанту.
– Не надо, – закричал подполковник.
Выстрел оборвал крик. Свидетелем невольно стала главврач Руденко, спешно готовившая раненых к эвакуации. Схватив за рукав фельдшера, она шептала:
– Звери! Какое зверство. Добивать раненых командиров!
Фельдшер, который прошел Гражданскую войну и видел всякое, убеждал женщину:
– Значит, не было другого выхода. Забудьте, что видели. У нас полторы сотни раненых, дай бог, если спасем половину. Да успокойтесь же, товарищ капитан!
– Я спокойна. Я очень спокойна.
Она закурила и пошла дальше отдавать необходимые распоряжения. На поясе у главврача висел в замшевой кобуре небольшой пистолет системы Коровина. Капитан Руденко не собиралась сдаваться в плен. Она была сильной женщиной. Война ломала в ней прежние понятия о милосердии, доброте.
Но эпизод с подполковником выбил ее из равновесия. Наталья Викторовна ненавидела в эти минуты Лескова. И одновременно с брезгливостью вспоминала мольбы о пощаде подполковника, который по ряду причин был обречен, но потерял всякое мужество.
Когда ей доложили, что застрелились молодой политрук и сильно обожженный летчик, она распорядилась:
– Отнесите тела в воронку и присыпьте землей. Не забудьте взять документы.
– Что делать с их оружием?
– Отдайте медсестрам. Им тоже лучше не попадать в плен. Они знают, что с ними будет.
* * *
Прорыв начался по намеченному плану. В стороне, отвлекая на себя внимание, вела бой обреченная рота старшего лейтенанта.
Батальон майора, претендовавшего на должность командира полка, действовал решительно. Разведгруппы быстрыми перебежками двигались по влажной росистой траве и снимали посты. Поначалу это удавалось сделать бесшумно. Но беспечностью немцы не страдали, хотя и не любили воевать ночью.
Разведчик задел сигнальную мину. Взрыв был громкий и яркий. Взвились ракеты. Трое других разведчиков не успели добежать до пулемета и были срезаны один за другим очередями в упор.
Уцелевший красноармеец бросил две гранаты, опрокинул МГ-34, но неподалеку заработал другой пулемет. Его обогнула с фланга группа саперов и взорвала связками тола. Но стрельба шла уже на всем пути прорыва.
Пока это были отдельные посты, пулеметные расчеты, редкие полевые пушки. Немецкое командование, следуя приказу развивать наступление на восток, пока не имело достаточно сил, чтобы захлопнуть капкан.
Но уже стягивались новые части. К месту прорыва спешили на грузовиках и мотоциклах солдаты дорожно-комендантской службы, связисты, тыловики, все, кого удалось собрать.