– Нашла чудесное место для отдыха, санаторий Академии наук, “Барвинково”, тебе понравится. Кругом великолепная природа, тихие люди, все работают. Стоит два доллара в день. Правда, душ и туалет в конце коридора. Поедешь на апрель? – Стас согласился. Верочка все сделала сама, он просто отдал ей шестьдесят долларов за тридцать дней. Они поселились в соседних номерах и чудесно проводили время. Вера писала пейзажи, Стас трудился над кандидатской. Месяц пролетел как одно мгновение. Потом Рагозин уехал в Москву, а Верочка осталась на май. У Стаса не хватило денег для оплаты второго срока. Но он часто приезжал в “Барвинково” и оставался ночевать у любовницы.
А потом Вера просто-напросто исчезла. Сначала Стас безуспешно звонил, затем приехал в санаторий. В ее комнате было пусто, пропало все: вещи, картины, краски… Портье сказал, что Соловьева ушла утром с чемоданом в руке. Проходя мимо стойки, Вера сказала дежурному:
– Через пару дней вернусь, брат заболел.
– Конечно, конечно, – закивал портье, – номер оплачен и будет вас ждать. Если хотите, можете кого-нибудь вместо себя прислать на какое-то время. Чего деньгам зря пропадать?
– Спасибо, я подумаю, – ответила Вера и уехала.
И все. Словно в воду канула. Стас пытался найти любовницу. Сначала кинулся в Строгановское училище. Вера говорила, что учится на пятом курсе. Но там ему вежливо, но твердо ответили: студентки с таким именем и фамилией в учебном заведении нет. Тогда Рагозин снова помчался в “Барвинково” и заглянул в книгу регистрации отдыхающих. Верочка, заполняя графу “местожительство”, написала: Москва, улица Академика Николаева, дом 1..
Стас схватился за атлас Москвы. Магистралей, название которых начиналось со слов “академик”, было полным-полно, но Николаева среди них не наблюдалось. В столице просто-напросто не существовало такой улицы.
Полный отчаяния, Рагозин метнулся в “Мосгорсправку”, но там он понял, что ни отчества, ни точного года рождения Веры не знает. Он даже сходил в милицию и попытался подать заявление о розыске пропавшей жены. Но милиционеры подняли его на смех:
– Во-первых, парень, она тебе не жена, а сожительница, – втолковывал плохо выбритый капитан. – Во-вторых, ты даже не знаешь, где она проживает. Небось бросила тебя баба, надоел ты ей, вот и сидит теперь дома. Мой тебе совет: заводи другую!
Стас еле сдержался, чтобы не треснуть мента по башке телефонным аппаратом. С тех пор он каждый день по несколько раз названивал в “Барвинково”, надеясь услышать Верочкин голос. Но дежурные все время равнодушно отвечали: “Трубку не снимают”.
И только сегодня его огорошили известием: “Сейчас подойдет”.
Я внимательно смотрела на мужика. Впечатление он производил неоднозначное. Вполне симпатичный внешне, даже красивый, и, кажется, любит Верочку по-настоящему, вон как волнуется. С другой стороны, совершенно не собирается менять ради любимой женщины привычный образ жизни и, предлагая той выйти за него замуж, обрекает женщину на нищенское существование. Может, он просто слишком увлечен своими манускриптами и не замечает ничего вокруг?
Вот Верочка наврала ему, что номер стоит с трехразовой едой всего два доллара в день, а он и поверил. Правда, теперь становится ясно, отчего девушка поехала в “Барвинково”. Бедной студентке не по карману всякие излишества, вроде домов отдыха с бассейнами и саунами. Знаю я и почему Верочка прикидывалась нищей. Имея такой огромный капитал, невольно начнешь думать, что мужчин интересуют твои деньги, а не ты сама. Скорей всего, Вера придерживалась постулата: “Полюби меня бедную, а богатой меня всякий полюбит”. И потом она явно не собиралась сообщать о своем романе никому из домашних. Скорей всего, старший брат и думать бы не велел о мужчине с копеечным окладом.
– Ну, – поторопил меня Стас, – едем.
– Куда?
– Как это? К Верочке, конечно.
– Нет, – помотала я головой, – сначала спрошу, хочет ли она с вами встретиться.
Рагозин раскрыл рот, но промолчал. Мы спустились в метро, и я увидела будку моментальной фотографии. Тут же в голову пришла мысль.
– Стас, пойдите сфотографируйтесь и отдайте мне снимки.
– Зачем? – удивился историк.
– Покажем Вере. А то ведь любой может назваться Стасом Рагозиным, как еще я могу проверить ваши слова?
– Можно поехать ко мне домой за паспортом, – пробормотал историк.
– Нет уж, лучше сфотографируйтесь. Стас покорно подошел к женщине, сидящей у будочки, перебросился с ней парой слов и вернулся.
– Ну, в чем дело? – нетерпеливо спросила я.
– Четыре фото стоят сто десять рублей, – пояснил мужчина, – а у меня с собой только двадцать.
Ей-богу, с каждой минутой он нравился мне все меньше и меньше.
Я открыла кошелек и вытащила розовенькую бумажку.
– Держите.
– Сто десять, – повторил Рагозин.
Он явно не собирался тратить свою двадцатку. Я хмыкнула и добавила червонец.
Фотографии получились жуткие, больше всего они подходили для стенда “Их разыскивает милиция”, но Стаса узнать было можно. Я записала его телефон и велела ждать звонка. Рагозин повернулся и быстрым шагом пошел в сторону выхода, я же села в подошедший поезд и без особых проблем доехала до “Пушкинской”. Но, пересаживаясь на “Тверскую” и поднимаясь вверх по короткому эскалатору, я, сама не зная почему, обернулась. В клубящейся внизу толпе мелькали длинные светлые волосы Стаса. Мужчина решил перехитрить меня и тайком проводить до дома. Я страшно обозлилась, но виду не подала. Вместо того, чтобы сесть в поезд, отправлявшийся в сторону “Речного вокзала”, я вышла на улицу и моментально остановила левака. Выбежавший за мной Стас растерянно наблюдал, как объект слежки уносится прочь. Поехать за мной мужик не мог – денег-то у него кот наплакал. Правда, и я добралась только до метро “Белорусская”, а там пересела в подземку. Я тоже не люблю выбрасывать заработанное на ветер.
Домой я влетела страшно усталая, с больной головой. Очевидно, переполнилась кислородом в “Барвинкове”. Москвичу вреден свежий воздух, он привык дышать смесью выхлопных газов. И вообще, жители больших городов уже наполовину мутанты. Я, во всяком случае, совершенно точно. Чуть погуляю по лесу – и тут же получаю дикую мигрень. Чувствуя, как толстая тупая палка втыкается в правый глаз и начинает там ворочаться, я вошла на кухню.
– Купила помойное ведро? – спросила Тамара.