— Ей не дадут добраться до границы. Хотя в любом случае там их встретят военные патрули Чад.
Сидевший за рулем Сулейман сделал очередную затяжку и выпустил в воздух струю сладковатого дыма. Он вел машину без перерыва уже почти шесть часов и под утро едва не заснул от усталости. На все предложения Оболенского остановиться и передохнуть ливиец отвечал отказом — надо было как можно быстрее и дальше убраться из зоны возможного поиска.
— Сколько времени они для нас выиграли?
Колонна транспорта под прикрытием бронетехники покинула авиабазу прошлым вечером, когда еще только начинало темнеть. КамАЗ с охраняемым грузом в это время стоял в одном из ангаров, и ливийской контрразведкой было предпринято все возможное, чтобы никто не узнал, что он там находится. Примерно через час после того, как последний бронетранспортер ливийской армии оставил территорию базы, через ее ворота в кромешную темноту выехала одинокая грузовая автомашина с выключенными фарами. Метров через пятьсот почти слепой езды водитель КамАЗа переключился на ближний свет, и грузовик пошел в сторону, противоположную направлению, в котором двигалась военная колонна.
— Пока будет идти бой… — пожал плечами Сулейман. — Пока враги сообразят, что к чему, пока допросят пленных…
Он еще раз затянулся и выбросил окурок за окно:
— Не знаю. Наверное, до вечера никто нас искать не начнет. Но все равно надо поторопиться.
— На этом строился ваш план?
— Это был не мой план, — усмехнулся ливиец. — Но строился он именно на этом.
— Интересно, — спросил после паузы Оболенский, — а люди в колонне об этом догадываются?
— Я знаю коменданта гарнизона в Маатен-ас-Сарра уже много лет. Мы вместе служили когда-то… — Сулейман повернул руль, объезжая песчаный язык, перегородивший почти половину дороги. — Он отличный офицер. И очень неглупый человек. Конечно же, он все понял…
— А остальные?
— Военнослужащие просто обязаны выполнять приказ своего командира. Тем более что нет высшей доблести и почета, чем погибнуть в бою за своего лидера и за свою страну…
Отвечать на это было нечего, и Оболенский посмотрел на часы. Вот и утро уже наступило…
Однообразный пейзаж за окном дополняла какая-то серая дымка, растворявшая в себе солнечные лучи. Ярко выраженных теней нигде не было, все казалось размазанным, как на плохой фотографии.
— Верблюды, — показал Сулейман куда-то направо.
— Ага, — равнодушно кивнул Оболенский, с трудом разглядев вдалеке от дороги, у самого горизонта, сразу несколько крохотных силуэтов.
Уж чего-чего, а этих одногорбых губастых красавцев с ноздрями-щелочками и ресницами, которым могла бы позавидовать любая топ-модель, он за время работы в Судане насмотрелся предостаточно. Благо, их в стране числилось больше трех миллионов.
— Может быть, снова мираж?
Кстати, и на оптические миражи во время частых командировок в пустыню Оболенский давно уже не реагировал. Возможно, впрочем, происходило это из-за того, что видения ему попадались какие-то не интересные: озеро с пальмами, просто озеро, просто пальмы…
— Нет.
Оболенский пока еще не понимал, какое практическое значение имеет информация Сулеймана.
— Это ведь… дикие верблюды? — Он не сразу, но вспомнил правильное арабское слово.
— Здесь не бывает диких верблюдов. — Ливиец отрицательно покачал головой. И пояснил: — Верблюд слишком дорого стоит.
Значит, сообразил, наконец, Оболенский, где-то рядом с верблюдами должны находиться и люди. А это не есть хорошо…
— Вы думаете, они нас заметили?
— За машиной всегда идет очень большой пыльный шлейф, — объяснил очевидное Сулейман.
— Остановимся?
— Делать остановку все равно придется. — Ливиец показал на стрелку датчика: — Надо заправлять баки. Топлива почти не осталось.
Ничего похожего на обочину здесь не наблюдалось, поэтому он остановил грузовик прямо посредине дороги:
— Вылезаем!
Оболенский подхватил лежащий под ногами автомат, открыл дверь кабины со своей стороны и осторожно спустился на землю. Осмотревшись и не заметив поблизости ничего подозрительного, он прошел вдоль закрытого пыльным брезентом кузова:
— С добрым утром, дорогие товарищи! Начинаем производственную гимнастику…
Подошедший с другой стороны Сулейман уже начал возиться с застежками заднего борта:
— Вы живые? Все в порядке?
— Приехали, что ли? — Первым вылез из кузова Иванов.
— Нет, — разочаровал его Оболенский. — Просто надо заправиться.
— Ну, надо, так надо, — потянулся отставной подполковник.
— Черт… твою мать! — Выбираясь вслед за ним, Коля Проскурин задел локтем обо что-то железное, зашипел и во весь голос выругался. — Далеко еще?
— Не знаю. Пока не понятно.
— А мы вообще-то где?
— Где-где… — нецензурно, но в рифму, отозвался Карцев, — в ней, в родимой…
Откинув брезентовый полог, он осторожно, не выпуская из рук короткоствольный пистолет-пулемет, перебрался наружу и сразу же принялся разминать затекшие конечности.
Вид у всех троих был изрядно помятый и заспанный, но, кажется, вполне боеспособный.
— Помогите, пожалуйста, — попросил по-русски Сулейман.
— Нет проблем.
Оболенский заглянул внутрь покрытого тентом кузова, который был заставлен рядами стандартных двухсотлитровых бочек:
— Какую берем?
— Вот эти две, с краю…
— Хорошо бы не перепутать, — усмехнулся Иванов.
— Нет, точно эти. — Николай Проскурин постучал костяшкой согнутого пальца по металлическому боку ближайшей бочки.
— Ты уже проверял, что ли? — не удержался Карцев.
— Да иди ты… — отмахнулся Николай.
Процедура заправки КамАЗа оказалась достаточно хлопотной, длительной и потребовала определенной смекалки. Бочки с дизельным топливом решили не выгружать — баки машины заполнили прямо из них при помощи длинного резинового шланга, который был припасен Сулейманом.
— Как вы там? — спросил вполголоса Оболенский, когда нехитрая конструкция из сообщающихся емкостей наконец заработала и топливо самотеком полилось в ненасытные баки грузовика.
— Нормально. — Иванов посмотрел на откинутый брезентовый полог. — Мы там себе нормальную лежанку оборудовали. Так, чтобы снаружи не было заметно.
— Не укачало никого?
— Да нет пока. Хотя трясет, конечно, будь здоров.
— Это само собой… — посочувствовал Оболенский. — Все-таки не шоссе.
— Лишь бы бочки с места не поползли. А то, если крепления не выдержат — размажет нас по стеночкам в лепешку. Замучаетесь потом кузов отмывать.