Проницательный Фидель Кастро как-то проронил, что над наркотрафиком одержат верх не спецслужбы, а синтетика. «Она дешевле», – изрек Фидель пророческую мысль в беседе с голливудским режиссером Стоуном. Так тому и быть. Героин, замиксованный с аспирином, парацетамолом и димедролом для увеличения объемов продаж, в конце концов будет вытеснен синтетическим триметилфентанилом. Чем трястись от страха, провозя порошок из Афганистана, выгоднее делать его лабораторным способом. Неважно каким. Кустарно-пробирочным в заброшенном гараже или промышленным в охраняемом ангаре. Все дешевле. Кастро понял, что синтетика сильнее кокаина, раньше мистера Канозы. Как ни странно, в этом не было ничего удивительного. Каноза не имел ни малейшего желания внимать аргументам ненавистного бородача. Особенно если они касались вопросов наркоиндустрии.
В графике мистера Канозы сепаратные переговоры с потенциальным наследником «итальянского престола» Диком-химиком, отзывающимся в последнее время только на обращение «Цезарь», были запланированы сразу после контакта с венесуэльцем. Крупногабаритный орган обоняния носатого Дика не учуял опасности, хоть и не был забит кокаином. А зря. Стукачи сработали оперативно. В Нью-Йорке о времени и месте встречи узнали даже раньше дона Банатти. Старика, похоже, и впрямь списали в тираж. Все, кроме его друга дона Франческо Лукези. Маорицио получил еще один контракт – мишенью стал зарвавшийся племянник Банатти, что прохлаждался в люксе на восьмой палубе в ожидании аудиенции с королем Маленькой Гаваны.
Впавший в депрессию вследствие предательства близкого родственника дон Вито не желал крови племянника, но участь того была предрешена в Нью-Йорке, и пасть он должен был от руки ненавистного Мао. Данное обстоятельство особенно удручало дона Банатти. Лучше бы он сам разделался с Диком-долгоносиком. Не так обидно. Но поделать с этим он уже ничего не мог. В табели о рангах коза ностра дон Лукези шел под первым номером. А Мао числился лучшим палачом дона Франческо.
План Маорицио строился на его осведомленности. Первым делом он выяснил, кто из «химиков» снабжает самого Дика «волшебными пилюлями». Вычислить личного поставщика не составило труда. Тот с периодичностью в три дня забирал у бармена клуба «Жидкий неон» пустой портсигар с римским орлом на крышке, оставляя взамен такой же, только наполненный сигаретами «Мальборо» со вмонтированными в фильтры подслащенными капсулами цвета морской волны. С такой хитрой расфасовкой можно было легко пройти даже через таможню, не то что через ленивых копов из департамента полиции Майами Дэйд. Непреодолимым барьером мог стать лишь «чистильщик» семьи Лукези, такой же хитрый на выдумку Маорицио, который вознамерился использовать конспиративную изощренность Дика как оружие против него. Откуда в этих необразованных болванах такая склонность к изящным манерам? Глаза тех, кто не видит глубины, слепит мишура…
Портсигар с гербом Рима времен покорителя галлов и кумира Дика-долгоносика Юлия Цезаря. Сигарета, в фильтре которой дури неизмеримо больше, чем в табаке никотина и вредных смол. Придурок, возомнивший себя Цезарем и задумавший скинуть с «трона» родного дядю подобно тому, как Юлий выхватил жезл консула Рима у легендарного Помпея – мужа своей дочери… А ведь Помпеи поделился с бедным родственничком своими легионами! Спустя какое-то время и Юлий пал от заговора с участием своего племянника Брута. Родственники… Их предательство непереносимо. Ведь чаще всего оно заканчивается смертью. Либо физической. Либо моральной. Дика не страшила нравственная версия смерти. А Мао и не хотел никого пугать, ему достаточно было просто его убить.
Для этого требовалось сделать всего две вещи: подкупить бармена клуба «Жидкий неон» и найти умельца, который бы изготовил для подмены сигарету «Мальборо» с такой же подслащенной начинкой. Ингредиенты же для нее Мао подбирал сам: «Коль псевдо-Цезарь не безразличен к цвету морской волны, подойдет яд из морских моллюсков – сакситоксин. Химическую формулу этого дьявольского вещества определит не всякий химик. Пародия Цезаря откинет ласты не сразу – дня через два после отравления. Настоящему Цезарю в этом повезло, если так можно выразиться, немного больше – он умер сразу, от многочисленных ножевых ранений. Участь воинов не распространяется на наркозависимых». Мао уготовил для Дика смерть от пилюли. Именно от «колес» предначертано умирать тем, кто под их воздействием норовит превратиться в Цезаря. Никак иначе.
Возможно, и реальный Юлий Цезарь, страдавший эпилепсией, употреблял бы таблетированные препараты типа диазепама, будь они в то время в наличии, и заговорщики использовали бы возможность подмены лекарства ядом. Но этого не произошло. Всему свое время и место. Местом предсмертных конвульсий с непрекращающейся рвотой и ужасающей одышкой для носатого Дика стала «Принцесса». Временем же стал момент, когда по восьмой палубе бежал от своих преследователей резидент кубинской разведки Карлос…
Оказавшись на корабельном юте, Карлос заметил едва уловимое, но до боли знакомое шевеление на одной из флагманских надстроек. Позицию для стрельбы занимал снайпер. Благо Карлос застал его в момент приготовлений. Точка правильная, с хорошим углом обзора. Значит, через ют не уйти. Он снова нырнул в отсек с твердым намерением любым способом уйти от погони…
Палуба номер восемь. Он бежал по ней, мимоходом дергая за ручки каждой из дверей. «Скрыться в какой-нибудь каюте. Объясниться с постояльцами, мол, ревнивый муж застукал в самый щекотливый момент. Пришлось спасаться бегством. Они – его единственная надежда на спасение от разъяренного рогоносца. Только бы не нарваться на заскорузлых пуритан или активистов движения против абортов. Хотя что им делать на борту плавучего казино?»
Как назло, все двери были закрыты. Впереди виднелись свисающие бамбуковые бусы в арочном пролете – за ними ресторан с подходящим в развернувшемся действе названием «Ла вида лока». У входа кактусом замер мексиканец-аниматор в широкополом сомбреро. Похоже, он научился спать стоя. Карлос не верил в зловещие предзнаменования, но сейчас вдруг подумал, что его суматошная жизнь, по всей логике, должна прерваться именно здесь, в ресторане с названием «Сумасшедшая жизнь»… Не может быть! Справа красный крест на двери. Его цвет. Круглосуточный медицинский пункт. Он повернул ручку и толкнул дверь. Она распахнулась. Карлос юркнул в двухкомнатную каюту с приемной и процедурным кабинетом, чуть не сбив вешалку с голубыми врачебными халатами. Его здесь никто не ждал, в буквальном смысле слова. В приемной не было ни души, что несказанно обрадовало кубинца… Он приоткрыл вторую дверь и заглянул в процедурную. Медицинская сестра перевязывала больного. Молодой японец, помощник суши-повара, отрезал острым кухонным ножом кусочек собственного пальца вместо ломтика лакедры.
– Закройте дверь! – грубо гаркнула санитарка. – Сейчас закончу с этим «якудза», а потом займусь вашим отравленным боссом!
Карлосу не надо было повторять. Входная дверь! Надо проверить, закрыл ли он ее. Нет… Не успел!
В комнату вихрем ворвался покрытый двухнедельной щетиной бешеный гоблин в белом костюме. Карлос машинально попятился назад, выбирая нужную позу для отпора неприятелю-исполину. Однако гамадрил засопел, изучая, вопреки методам дедукции и индукции, субъекта в красной бабочке. Наконец «Голиаф» по-обезьяньи фыркнул, словно сообразил что-то или вспомнил, а может быть, сопоставил какие-то знакомые детали представшего образа. Примитивное бессистемное мышление, функционирующее в обход экстраполяции и проецированию, выдало свое резюме. Оно было субъективным до абсолютизма, а потому твердым и бескомпромиссным.