– Во-во, ее дочь Алиска с Валькиной Надькой дружит, так они недавно во дворе журнал разглядывали и смеялись, я и полюбопытствовала, чего там рисуют. А там фото даны – бабы до операции и после. Глаза, правда, черным заклеены. Уж скажу тебе, чего только не творят. Рожи гладкие делают. У одной сиськи, словно пустые мешки висели, а после операции разом грудь такая аппетитная стала. Алиска объяснила: какие-то штуки всовывают, чтоб торчала, как у молодой. Вот за энти операции страшенные деньги платят!
– Мама, – раздался голос с балкона, – хватит болтать, иди домой. Сколько можно во дворе языком чесать? Собаке ужинать пора!
– Во, слыхала, – обозлилась бабка, – псине, вишь, жрать надо! Доченька моя о дворняге заботится, а чтобы подумать, может, мать родная чайку хочет, это нет! У нас на первом месте собака!
– Мама!!!
– Иду, иду, – заворчала бабка, поднимаясь.
– Валентина в какой квартире живет?
– В первой, ты к ней сходи, все про Ольгу выложит, – посоветовала бабуська и ушла, таща на поводке упирающуюся собачку.
Я осталась сидеть на скамеечке, тупо ковыряя носком влажную от недавних дождей землю. Так, кажется, в конце темного тоннеля наконец забрезжил тоненький лучик света. Косметические операции! Насколько знаю, данный вид медицинских услуг и впрямь великолепно оплачивается. Все процедуры подобного рода считаются чем-то вроде предмета роскоши. А за роскошь следует отдавать много звонкой монеты или шуршащих бумажек. И потом, кассета, которую столь тщательно спрятала бедная Полина. Врачи, обсуждавшие всевозможные способы консервирования плодов и ягод, оперировали лицо! И вовсе они не отрезали нос, а переделывали его. Значит, иду по горячему следу. Истина где-то рядом.
В первой квартире обнаружилась вертлявая девица с выкрашенными в ярко-розовый цвет волосами. Мерно двигая челюстями, она осведомилась:
– Надо чего?
Я окинула взглядом хорошо воспитанное, интеллигентное создание и лишний раз удивилась. Ну почему сапожник всегда ходит без сапог? Отчего именно врачи подхватывают самые невероятные болячки, а самые противные дети, наглые и ленивые, получаются у профессиональных педагогов. Наверное, природа мстит им за издевательства над школьниками.
– Чего надо? – повторило небесное создание.
– Ты ведь Надюша?
– Ну?
– Позови, пожалуйста, маму.
– Нет ее.
– Когда будет, не знаешь?
Девчонка поковыряла в ухе, сосредоточенно изучила вынутую грязь и равнодушно буркнула:
– В пять придет, на работе она.
– Да? – удивилась я. – А мне говорили, Валюша учительница.
Надя уставилась на меня чрезмерно подведенными глазами:
– Верно, в школе преподает.
– Но сейчас каникулы!
– Она подрядилась на рынке шмотьем торговать, – пояснила девушка, – жрать-то охота, а на ее зарплату не разбежишься. В пять придет, чего передать-то?
– Спасибо, детка, еще раз зайду.
– Давайте, – разрешила девица и захлопнула дверь.
Я глянула на часы: без пятнадцати два. Съезжу домой, поем, отдохну чуть-чуть.
Стоило переступить порог квартиры, как стало понятно: о тихом отдыхе лучше сразу забыть. Из кухни доносился пронзительный визг. Томуся расхаживала между плитой и окном, пытаясь укачать Нику. Но девица не собиралась затыкаться. Она яростно выталкивала изо рта соску, ее крохотное личико побагровело, маленькие кулачки мелькали в воздухе.
– Тише, тише, – бормотала Томочка.
Потом она повернула бледное лицо к двери, и я заметила, что подруга осунулась, а под глазами у нее залегли темно-синие тени.
– Вилка, будешь суп?
– Чего она орет? – спросила я.
– Не знаю, – растерянно пробормотала Тома, – только секунду назад переодела.
– Может, пить просит?
Подруга взяла со стола бутылочку с кипяченой водой и сунула Нике в рот. Девочка принялась судорожно глотать, вмиг опустошила емкость и вновь зашлась в гневном вопле.
– Теперь что? – растерялась Томочка.
– По-моему, наше сокровище просто хочет есть!
– Еще целый час до кормления!
– Раньше захотела!
– Нет, все книжки велят давать смеси в твердо определенные часы.
Я поглядела на толстый том, который лежал на кухонном столе. Доктор Спок «Ребенок и уход за ним». Потом перевела взгляд на синюю от усталости Тамару…
– Знаешь, дорогая, поди ляг на пару часов, только не в спальне, а в моей комнате. Закрой все двери, чтобы ор приглушить, и поспи.
– Нет, – сопротивлялась подруга, – что еще за дурь такая – днем спать. Не больная.
– Если сейчас не ляжешь, – впихнула я ее в свою спальню, – точно заболеешь. Ложись, спи спокойно, времени у тебя до полпятого, потом разбужу.
Тамара рухнула на кровать, и не успела я прикрыть дверь, как из подушек донеслось ровное сопение… Бедная Томочка измучилась до последней степени. С ее больным сердцем категорически противопоказаны такие нагрузки.
Прижимая к груди орущую Нику, я вернулась на кухню и открыла книгу. Первая фраза впечатлила: «Родители тоже люди». Ей-богу, очень правильно. И сейчас дам противной капризнице кефир, наплевав на четкий график кормлений.
Получив вожделенную бутылочку, Ника мигом успокоилась, быстренько истребила содержимое и сонно заморгала. Через пару минут она тихо заснула. Я положила младенца в кроватку, вытянулась на диване, стоящем рядом, и закрыла глаза.
«Дзынь, дзынь», – раздалось в коридоре.
Я пошла к двери и, забыв спросить, кто там, распахнула ее настежь. На пороге стояла девица, прижимавшая к себе скомканное одеяло:
– Привет, – сказала она мне, – это ты вчера детей перепутала?
В нос ударил сильный запах алкоголя. Я всмотрелась получше в полудетское личико, украшенное огромным синяком под левым глазом. Надо же, сразу и не узнала ее. Это она курила в детской поликлинике на лестнице, пока несчастный мальчишка заходился воплем на пеленальном столике.
– Да, уж извините, понимаю, что ужасно получилось, вы из-за меня небось перенервничали, но младенцы так похожи, а одеяльца одинаковые…