– О господи, – вздохнул Олег, – ну не хотел настоящий Ярослав находиться в бегах и вздрагивать при виде любого милиционера. А так суд состоялся, срок дали, про Рюрикова все забыли, Якову выдали вполне хорошую сумму, на которую тот собирался жить после отсидки. А Ярослав, получив фамилию Сироткин, занялся торговлей продуктами и весьма преуспел в данном бизнесе, вновь стал обеспеченным человеком, не таким, естественно, как во время аферы с «Просторами», но вполне и вполне денежным. Он ничего не опасается. У закона к отсидевшему уголовнику, твердо вставшему на путь исправления, нет никаких претензий. И потом, возьми современных коммерсантов и поройся в их недалеком прошлом… Да у девяти из десятка за плечами криминальные дела…
Со стороны настоящего Сироткина тоже все спокойно. Чтобы мать Якова, Клавдия Васильевна, не поднимала шума и не искала сына, ей сначала позвонили от лица начальника колонии, а потом отправили извещение о смерти.
– И где они его взяли? – спросила я.
Олег нахмурился:
– Деньги могут все, а в Главном управлении исполнения наказаний тоже имеются жадные людишки. Купили они бланк с печатью – и все дела.
Потекли годы. Один торговал продуктами, другой мотал срок. Но бывший владелец «Просторов» не бросил своего «двойника», поговорил, с кем надо, и Лжерюрикова перевели в Москву, на поселение. Впрочем, претензий к нему у лагерной администрации не было. В колонии мужик встретил Валентину Загораеву, женился, купил квартиру и обрел свое маленькое счастье. Валя оказалась тем человеком, ради которого Лжерюриков был готов вести нормальный образ жизни, он даже подал прошение об условно-досрочном освобождении. Решил пойти столяром на мебельную фабрику, родить сына, словом, жить нормально, преступать закон он больше не желал. Кстати, Лжерюриков совсем не злой мужик, он искренне любит свою мать и при первой же возможности начинает посылать ей деньги, придумав сказочку о совестливом хозяине «Просторов».
– Интересно, – протянула я, – а как же вышло, что Яков остался по-прежнему прописан у бабы Клавы?
Олег хмыкнул:
– То ли еще бывает! Клавдия Васильевна никакого свидетельства о смерти сына не получала. Она женщина простая, малограмотная и твердо была уверена, что бумажка, присланная из колонии, заменяет все документы. В загс она не ходила, в паспортный стол тем более… Вот и остался Яков, по документам, прописанным у матери. Кстати, Сироткин, ставший Рюриковым, просто купил себе квартиру, а прописываться в ней не стал. Теперь такое возможно, это в советские времена требовалось оформить документы в две недели, а сейчас… И потом в паспорте у него была уже московская прописка, так что Яков ничем не рисковал. Тысячи москвичей имеют прописку в одном месте, а живут совсем в другом, и никого сей факт не угнетает!
Так бы и поросла данная история быльем, если бы не произошел страшно неприятный случай.
Настоящий Рюриков, став Сироткиным, продолжает изредка встречаться с Ольгой Зверевой. Страстных отношений уже нет, но дружеские остались. Как-то раз они у него дома посмотрели боевик. Когда замелькали титры, мужчина потянулся и сказал:
– Ну и глупость показывают!
– Почему? – спросила Ольга.
– Как, интересно, они узнали, что медсестра перепутала инструменты?
– Ты не понял? – хмыкнула Зверева. – Видеопленку посмотрели. Кстати, у нас тоже снимают…
Рюриков на секунду онемел:
– И меня запечатлели?
Ольга растерялась:
– Наверное, не знаю!
– Запись, если она есть, надо найти и уничтожить, – велел Ольге любовник.
На следующий день Зверева обратилась к Полине и попросила найти кассету. Но, очевидно, сильно нервничая, совершила ошибку:
– Поля, – сказала Ольга, – мне очень нужна эта запись, найдешь ее, получишь пятьсот долларов.
Полина, постоянно нуждающаяся в деньгах, мигом насторожилась. Врачи и раньше приходили к ней с подобными просьбами, но называли не фамилию больного, а сообщали:
– Полюшка, отыщи коррекцию ушей.
Или:
– Мне нужна картинка с губами.
Полинка рылась в видеотеке и подбирала пять-шесть нужных кассет. И уж, конечно, никто не предлагал ей таких астрономических сумм. Максимально, что давали врачи, – шоколадку. А тут – пятьсот баксов!
Поля моментально нашла кассету и… унесла ее домой.
Когда Ольга на следующий день спросила: «Ну как? Отыскала?»
Полечка преспокойненько ответила:
– Да, но хочу сказать, что знаю все и вам придется заплатить за пленку десять тысяч баксов.
Зверева забормотала:
– Знаешь? Что? Откуда?
– Так пленку поглядела и поняла, – заявила Полина.
На самом деле она ничегошеньки не знает, а просто шантажирует Ольгу. Зверева едва скрывает ужас и от растерянности делает еще большую глупость.
– Хорошо, – ляпает она, – спрошу у него про деньги.
«Яков», узнав в чем дело, приходит в крайнее негодование.
Вся отлично задуманная комбинация может лопнуть из-за какой-то идиотской кассеты. Проще всего дать Полине десять тысяч долларов, но где гарантия, что девушка прекратит их шантажировать? Шантажисты редко успокаиваются… И тогда «Сироткин» принимает решение: «Полину следует убрать». Он находит киллера, готового выполнить заказ. Но Полю словно бог бережет. Сначала девушку хотят задавить, инсценировав дорожно-транспортное происшествие. Но она каким-то чудом уворачивается, потом в нее стреляют, но таинственным образом рука снайпера вздрагивает, и пуля попадает через стекло не в Полину, а в буфет с посудой…
Девушка понимает, что ее жизни угрожает опасность, и начинает нервничать, а когда мимо ее головы пролетает кирпич и разбивается, упав у ног, она решает действовать. Проведя бессонную ночь, Поля понимает, какую глупость затеяла с кассетой. Девушка решает идти в милицию и рассказать честно обо всем. В конце концов она не сделала ничего дурного… Ну хотела заработать, так ведь раскаялась в содеянном поступке. Но идти к первому попавшемуся милиционеру не хочется, и Поля вспоминает, что на седьмом этаже в их доме живет Леонид Сергеевич Клячин, с дочерью которого она вместе училась. Клячин вроде сотрудничает с правоохранительными органами. Полина спускается к соседу, тот давно на пенсии, но дает ей дельный совет.
– Обратись на Петровку, к Олегу Михайловичу Куприну, – сказал Полине мужик, – обязательно поможет, кстати, он тоже живет в нашем доме, честный, принципиальный товарищ.