Еле-еле передвигая ноги от усталости, я добралась до подвала, где устроился театр, в котором работает Катерина. Если не знать, что там раньше был общественный туалет, запросто поверишь в то, что помещение всегда служило «очагом культуры».
Гвоздина сидела у гримировального столика, стирая с лица косметику.
– Разве спектакль уже закончился? – удивилась я.
– Меня в первом акте убили, – радостно пояснила Катька, – финита ля комедиа, можно домой бежать. Вот за что «Федру» ненавижу! В первом акте на пять минут появляюсь, потом в третьем, в самом конце, прикинь, до чего неудобно.
– Показывай чемодан! – прервала я ее стоны.
Если Катьку не остановить, до утра прожалуется.
– В реквизитной лежит, – ответила подруга, и мы с ней пошли по нескончаемым коридорам, проползли за сценой, потом полезли через какие-то железки.
– Эй, Костик, – заорала Катька, распахивая дверь в темную, пахнущую пылью и краской комнату, – слышь, Константин!
– Не глухой, – донеслось из темноты, и появился парень в халате, перемазанном чем-то белым.
В руках он держал человеческую голову, выполненную столь натурально, что я вздрогнула.
– Помни! – возвестил Костя и положил голову на стол.
– Что? – оторопела Катерина. – О чем помнить-то?
Константин вытер ладони тряпкой.
– Ты, Гвоздина, абсолютно безграмотная личность, – сообщил он, – историки утверждают, что Карл I, когда ему отрубали голову, сказал на плахе: «Помни!»
– Кому и зачем? – удивилась Катька.
Костя зашвырнул тряпку в угол.
– Сие неведомо, не успели поинтересоваться, потому как палач опустил топор. Тюк, и нет Карлуши.
– Ну тебя на фиг, – возмутилась Гвоздина, – лучше покажи чемоданчик с баксами, ну тот, из «Киллера».
– Да вот он, – кивнул головой Костя. – Любуйся.
– Нет уж, принеси, нам тяжело!
Через пару секунд, глянув в чемодан, забитый пачками, я спросила:
– Можно одну вынуть?
– Пожалуйста.
Я внимательно осмотрела «куклу». Сверху и снизу стодолларовые бумажки, между ними зеленая нарезанная бумага.
– Здорово сделано!
– Из зала ни за что не отличить, – веселился Костя. – На ксероксе «доллары» отпечатали, а пачки и по виду, и по весу как настоящие.
– Сколько тут? – тихо спросила я.
– Миллион.
– Можно половину выгрузить?
– Валяй.
Облегчив чемоданчик, я закрыла его и взяла в руку. Да, ничего не понять, вроде весит как тот с вещами, нет, все-таки тот должен быть тяжелей – ведь в саквояже еще лежали шмотки…
– Да что тебе надо, в конце концов? – разозлилась Катька.
– Вот, пробую, насколько тяжело, боюсь, дети не поднимут миллион, – как ни в чем не бывало сообщила я.
– Дети и деньги несовместимы, – философски заключил Костя.
Я вздохнула, вообще-то правильная мысль, но с тех пор, как в нашей стране начали продавать младенцев, она потеряла свой смысл.
Утром Олег, кряхтя, слез с кровати.
– Ты куда? – пробормотала я, поглубже зарываясь в подушку.
– Спи, – ответил муж, – на работу.
Я села.
– А спина?
– Ноет немного. Ты купила мне лекарство?
– Забыла!
– Ладно, не беда, – миролюбиво ответил супруг, – список не потеряла?
– В кармане лежит.
– Вот и хорошо, – бубнил Куприн, натягивая брюки, – сегодня зайди в аптеку.
Он поднял мою сумочку, но вверх ногами. Защелка раскрылась. Содержимое высыпалось на ковер. Расческа, пудреница, проездной на метро, кошелек, конфетка «Минтон», носовой платок…
– А это что? – поинтересовался Куприн, поднимая красную плоскую коробочку.
– Ловушка «Рейд».
– Ловушка «Рейд»? – с удивлением переспросил муж.
– Ну да, – ответила я, отчаянно зевая и поглядывая на будильник.
Семь утра! Все-таки безжалостно заставлять людей подниматься в подобную рань, да еще в ноябре, когда за окном непроглядная темнота. Олег продолжал вертеть «Рейд». Видя, что он никак не поймет, в чем дело, я пояснила:
– Ну неужели ты никогда не слышал рекламу по телику: «Рейд» убивает тараканов наповал»?
– «Рейд», – повторил муж, – «Рейд»… тараканы… «Рейд»…
Внезапно он побагровел, в один прыжок преодолел пространство от двери до кровати, схватил меня за плечи и начал трясти, словно пакет с кефиром.
– Слушай внимательно, слушай меня очень внимательно!!!
– Ты чего? – лязгая зубами, поинтересовалась я. – С ума сошел?
– С тобой и впрямь последний ум потеряешь, – рявкнул Куприн и отпустил меня.
От неожиданности я рухнула в подушки, муж навис надо мной и зашипел:
– Имей в виду, тебе запрещено выходить из дома! Поняла?
На всякий случай я кивнула, с сумасшедшими лучше не спорить.
– Сидеть смирно, никуда не ходить! – злился супруг.
– В туалет можно? – осведомилась я. – Или конвой вызовешь?
Куприн покраснел так, что я перепугалась, как бы его инсульт не хватил. Но муж огромным усилием воли справился с эмоциями и четко приказал:
– По квартире передвигаться разрешено.
Я обрадовалась, слава богу, приступ безумия прошел.
– Но на улицу ни-ни, – погрозил он пальцем, – если узнаю, что выходила, – убью лично!
С этой фразой он развернулся и вылетел вон. Я подобрала красную коробочку. Интересно, отчего Олег так взбесился, услыхав про «Рейд», убивающий тараканов наповал? Или все дело в радикулите?