Я посмотрела в щель и выронила ведро. На большой железной кровати, укрытый хорошим, даже красивым одеялом в новом пододеяльнике, на большой подушке в безупречно чистой, крахмальной наволочке мирно лежал… Никитка. Лицо его выглядело посвежевшим, а палата была намного лучше прежней, хотя тоже оказалась набита аппаратами.
– Это кто? – шепотом спросила я, опускаясь на ведра.
– Дед Пихто, – ответила баба Лиза, закрывая дверь. – Чего расселась, пошли в каптерку, там и поговорим.
– Почему он не в морге?
– Туда живых-то не возят.
– Значит, Кит не умер?!
– Дошло наконец до Якова, что Матрена безрукая, – невпопад сообщила старуха.
– Так он не умер?
– Видела же, спит себе тихонечко.
– Но зачем тогда Дима мне соврал?
– Ты давай двигайся, – зашипела нянечка, – а то не ровен час пойдет кто!
На мягких, подгибающихся ногах я пошлепала за бодро бегущей вперед бабкой. Обратный путь показался бесконечным. Наконец Елизавета Сергеевна втолкнула меня в крохотную комнатенку, где в одном углу стояли швабры, веники, бутылки с «Белизной» и другими дезинфицирующими средствами.
– Садись, – приказала она.
Я плюхнулась на колченогую табуретку.
– Объясните, что происходит.
– Слушай, – сказала баба Лиза, – чистое кино приключилось.
Где-то около трех часов дня Никите стало хуже, и врач принял решение снова подключить ребенка к аппарату искусственного дыхания. Ничего ужасного в этом не было, Никита тяжелый больной, а для них характерны такие скачки физического состояния.
С мальчиком проделали все необходимые процедуры, доктор ушел, медсестра тоже, а бабе Лизе велели быстренько вымыть пол в палате.
Елизавета Сергеевна приволокла ведро и швабру. Она всю жизнь работает в этой больнице санитаркой. Живет рядом, имеет комнату в коммуналке, семьи нет… В общем, за долгие годы при медицине баба Лиза научилась обращаться с больными получше некоторых медсестер, особенно молодых, у которых пальцы трясутся, когда надо укол сделать или катетер ввести. А бабе Лизе господь подарил золотые руки, все у нее получалось легко, главное же, безболезненно, вот только образования не имелось, но Елизавете Сергеевне достаточно было поглядеть на ребенка, чтобы сказать, уйдет ли тот из клиники живым и здоровым. Никита, несмотря на тяжелое состояние, не показался нянечке безнадежным. На его лице не было печати смерти, и добрая старушка, искренне жалевшая всех ребят, даже обрадовалась, что Федулов явно поправится.
Одним словом, она вошла в палату и сразу сообразила, что тут что-то не так. Аппарат искусственного дыхания, когда работает, очень противно гудит, у бабы Лизы всегда от этого равномерного шума начинается головная боль. Но сегодня он молчал, а Никита лежал сине-серый… Елизавета Сергеевна бросила взгляд на механические легкие и увидела, что штепсель вынут из розетки.
Забыв про артрит, давление и больные ноги, баба Лиза кинулась за врачами.
Поднялась суматоха. Потом Никиту переложили на каталку, прикрыли простыней и увезли, а в отделении объявили, что Федулов скончался. Но Лизавета Сергеевна знала, доктор Дима соврал, жив парнишка. А потом в больницу пришел симпатичный молодой парень и попросил нянечку рассказать про штепсель и розетку… Выслушав ее повествование, он сказал:
– Елизавета Сергеевна, припомните, никого в коридоре не встретили?
– Нет вроде, – растерялась бабка, – ну дети ходили…
– А из посторонних?
– Кажись, никого.
И тут парень заявил:
– Подумайте, это очень важно, вы вошли в палату буквально через минуту после того, как кто-то выдернул штепсель!
– Что ты, – замахала руками нянька, – у нас подобного не бывает!
– Федулова хотели убить, – пояснил парень, – очень вас прошу, если вспомните вдруг что, сразу позвоните. И еще, ради безопасности мальчика мы объявили его умершим, так что уж, пожалуйста, никому ни гугу. Кстати, а как вы догадались, что Никита жив?
Баба Лиза усмехнулась:
– Поработал бы с мое в больнице, тоже бы понял. Его по коридору Дима вперед головой вез, да еще сам, трупы у нас сестры или санитары убирают.
– При чем тут голова? – удивился парень.
– Так мертвых вперед ногами отправляют!
– Да?
– Завсегда, ты, видать, не болел.
– Не пришлось, слава богу.
– Значит, запомни. Живого всегда вперед головой везут, медики люди суеверные, даже в лифте пробуют развернуться!
Она замолчала. Я лихорадочно пыталась сообразить, что делать. Потом вытащила из сумки снимок, на котором беспечно смеялась Лена.
– Ну, посмотрите, не было здесь такого мужика?
– Ой, так это же мастер. Приходил в палату к мальчику чего-то чинить. Я с ведром вхожу, а он как раз оттуда, с чемоданчиком и в спецовке, – подскочила баба Лиза. – А ты кто?
– Не пугайтесь, – тихо ответила я, – я правда учительница Никиты, только ищу сама того, кто убил его мать. Вот она, слева.
– Красивая была, – с жалостью вздохнула Елизавета Сергеевна. – А молодая какая, прямо девочка! Вот беда, вот беда!
Домой я бежала, не чуя под собой ног. Монте-Кристо! Нет никакого сомнения, это он убил Лену… За что? За деньги! Господи, он бандит! Узнал от кого-то, что у Лены дома огромная сумма, и ограбил! Да только полмиллиона не нашел или не смог сразу утащить… Что-то не так получается… Ладно, ясно одно. Эта сволочь, называющая себя именем благородного графа, столь ловко отомстившего всем своим врагам, этот мерзавец совершенно точно знает, где Кристина!
Увидав меня в прихожей, Аким поднял палец вверх и провозгласил:
– Хорошая жена не бегает до ночи по улицам, когда муж болеет!
– Олег дома? – удивилась я.
Из ванной вынырнула Томуська с грелкой. Услыхав мой вопрос, она тихо ответила:
– Привезли в шесть.
– Привезли? Кто?
– Шофер, на машине.