– Оба хороши, – вздохнула старуха, – что Генка, что агрегат! Раньше такой противный парень был, хулиган и безобразник, а теперь к бабке кажный месяц бегает с подарками. То торт припрет, то конфет, надысь ей халат купил, затем телик…
Она помолчала и бесхитростно добавила:
– А мои меня бросили. Ро…стила, их ро…стила, и усе, живу на одну пенсию, с хлеба на квас, вон оно как случается. Зять мине не любит, а невестка за дуру держит, смерти моей дожидается. А ты к Клавке по какому вопросу?
– Из собеса я.
– Ну ступай, ступай, только смотри, назовешь ненароком бабой Клавой, она тебя взашей вытолкает. Клавдией Васильевной величай, да не ори, как на меня. Она слышит здорово, чисто кошка.
Поблагодарив бабульку за предупреждение, я дошла до двери и двинулась вперед по темному коридору. Жильцы самозабвенно экономили на электричестве. На длиннющий коридор приходилось всего три лампочки мощностью в двадцать пять ватт. Одна висела у входа, вторая качалась на длинном шнуре возле кухни, третья оказалась в самом конце, рядом с нужной мне дверью.
Оттуда доносилось всхлипывание:
– Милый, прости, дорогой, не уходи, не покидай меня.
Я заколебалась. Эх, забыла спросить у словоохотливой бабульки, с кем живет Клавдия Васильевна? Похоже, в комнате полно людей. Но тут бархатный мужской голос гневно произнес:
– Прекрати, Мария Терезия!
– Алехандро! Не бросай меня!
Я ухмыльнулась, все ясно – Клавдия Васильевна убивает свободное время за просмотром очередного сериала. Я постучала в ободранную филенку.
– Открыто, – раздалось из комнаты, – прятать нечего.
Я шагнула внутрь. На кресле с вязанием в руках сидела сухопарая абсолютно седая старуха.
– Вы ко мне? – поинтересовалась она, откладывая недовязанный носок.
Очевидно, у престарелой дамы со зрением полный порядок, если она способна ковырять тонюсенькими спицами крохотные петельки.
– Клавдия Васильевна?
– Она самая, – вежливо, но весьма холодно ответила хозяйка, – слушаю!
– Телефонная компания «Билайн» беспокоит, я старший оператор по расчетам.
– Да? А ко мне зачем?
– На ваш адрес поступают квитанции на оплату телефона 722-57-67. Вы задержали оплату, ваш аппарат отключен. Вот, явилась выяснить, намереваетесь ли рассчитываться?
Клавдия Васильевна окинула меня мрачным взглядом и равнодушно обронила:
– Оглянитесь вокруг, наш барак не телефонизирован, висел сто лет тому назад автомат у входной двери, так жильцы сломали. Местное общество пьет безостановочно. Ошибка вышла.
– Телефон мобильный, переносной.
Клавдия Васильевна встала. Я удивилась, старуха была ростом выше метра семидесяти. К старости люди, как правило, «усыхают», делаются меньше. Если она сейчас такая, то в юности небось играла в баскетбол.
– О чем вы говорите, – спокойно заметила Клавдия Васильевна, – я живу на считанные гроши, копейки на смерть откладываю. Сотовые телефоны не для бедных людей, напутала ваша компания.
– Но в карточке указан ваш адрес!
– Случаются ошибки.
– Раньше-то счета оплачивались!
– Это не ко мне.
– Вроде у вас внук есть, может, это его телефончик?
– Внук есть, – равнодушно пояснила хозяйка, – только мы с ним не общаемся. Сейчас молодежь не очень рвется за стариками ухаживать. Сын моей покойной дочери тут не появляется. За сим до свидания.
– Но во дворе сказали, что он сюда часто заглядывает!
Клавдия Васильевна уставилась на меня ярко-голубыми, совершенно не выцветшими от возраста глазами.
– Во дворе-е… – протянула она, – …вот и беседуйте с ними, может, еще чего новенького узнаете. Уходите.
– Но…
– Уходите.
– Вы…
– Убирайтесь.
– Счет…
Клавдия Васильевна подошла к окну, распахнула его и крикнула:
– Михаил, поди сюда.
Спустя мгновение в комнату вошел парень в грязных, испачканных машинным маслом джинсах. Вытирая руки куском ветоши, он спросил:
– Что случилось, Клавдея Васильна?
– Вот, – ткнула в меня пальцем старуха, – пришла с улицы, никак в толк не возьму, чего хочет. Про какие-то квитанции бормочет. Мои счета все оплачены вовремя, что газ, что свет, что коммунальные. Говорю: уходите, не слушает.
Юноша сунул тряпку в карман грязной рубашки и хмуро поинтересовался:
– За каким лядом к старому человеку приматываетеся? Велено вам было прочь идти, так ступайте, пока не наподдавал.
Пришлось уйти из барака, чувствуя спиной недоброжелательный взгляд двух пар глаз.
На улице неожиданно резко похолодало, потом пошел дождь. Крупные капли били меня по плечам и спине, затем ледяная вода полилась за шиворот. Да уж, давно замечено, великолепная теплая майская погода мигом сменяется отвратительным ненастьем. Тысячи людей мечтают провести выходные на даче, вскапывая грядки и радуясь первой травке, но тут – бац! – небо затягивают свинцовые тучи и валит ливень, а иногда и снег.
Дрожа от холода, я побежала к метро. Зонтик, естественно, остался дома, и никакой куртки с собой нет. С утра-то градусник показывал двадцать пять тепла, а над столицей простиралось голубое небо.
По улице потоком неслись машины, но ни одна не собиралась останавливаться, чтобы подвезти меня. Впрочем, если бы я сидела за рулем, то тоже бы не захотела подобрать тетку, похожую на бомжиху, стоящую между двумя мусорными кучами. Делать нечего, пришлось идти в сторону метро пешком. Ноги в насквозь заледеневших туфлях превратились в бесчувственные поленья, спина онемела. Сначала меня колотила крупная дрожь, потом пришло отупение: и так уже промокла до нитки, так чего дергаться?
На платформе я оказалась около шести вечера, грязная, похожая на шахтера, только что поднявшегося из забоя после двенадцатичасовой смены. В вагоне стояла плотная толпа, но вокруг меня мигом образовалось пустое пространство, а одна дама довольно громко сказала своему спутнику: