Осторожно заглядываю внутрь. В рабочем модуле горит ровный яркий свет. И никого. Пусто.
Отступив на шаг, предлагаю женщине войти:
– Прошу.
– Я?
– Ну, вы наверняка здесь бывали?
– Да. И не раз.
– Проверьте, все ли на месте. Может быть, найдете что-нибудь подозрительное или какие-то следы, намеки. И, пожалуйста, поторопитесь – времени до выхода осталось сорок две минуты…
Она нерешительно заходит в модуль, по размерам уступающий центральному, но значительно превосходящий шлюзовой. Посередине за условной перегородкой устроен люк с вертикальной металлической лесенкой. Весь периметр помещения уставлен столами, шкафчиками и наполненными водой сосудами различной емкости.
– Иди, проветрись, – посылаю Владимира следом за женщиной. – А я покараулю.
– Угу, – ныряет в люк подчиненный.
Оставшись снаружи, поворачиваюсь спиной к рабочему модулю – теперь моя очередь глядеть в оба. И слушать…
Единственный источник света в центральном модуле все так же действует на нервы. Хорошо хоть динамики прекратили пытку симфонической музыкой. Я спокойно отношусь к классике – могу иной раз в соответствующей обстановке хлопнуть пару рюмок под Моцарта, Вивальди или Прокофьева. Но в больших количествах она калечит мой мозг.
В лаборатории тихо. И только сзади слышны мягкие шаги: Реброва ходит вдоль рабочих столов, Маринин топчется возле нее.
И вдруг в тишине раздается всплеск, а через мгновение гремит короткая очередь из трех выстрелов.
Тотчас обжигает догадка: «Кто-то сунулся в модуль из люка и нарвался на Володьку!»
Однако, обернувшись, вижу совершенно иную картину. Бледная женщина сцепила на груди руки. А напряженная и немного сгорбленная фигура молодого старлея на широко расставленных ногах стоит рядом с люком; однако автомат направлен не в круглое отверстие, а к правой стене, где минутой раньше я видел большой цилиндрический сосуд. Теперь там лежат осколки, молотят хвостами какие-то рыбы и мелкими волнами растекается по полу вода.
– Господи! – шепчет Реброва, схватившись за сердце. – Вы что творите?!
– Там послышался всплеск, и я подумал… – смущенно оправдывается мой юный коллега, – подумал – кто-то чужой.
– Вы с ума сошли! В том углу всего лишь стояла емкость с живородящими голомянками.
– Извините…
Мой напарник настолько молод, что за ним нужен глаз да глаз. К примеру, он все еще верит во взаимосвязь нравственного облика и глубины влагалища, а также в другие сказочные мифы, придуманные пацанами в школьных курилках. Но я вынужден доверять ему выполнение ответственных заданий. Увы, иного способа вырастить из юнца матерого воина пока не придумано.
– Вовочка, – негромко ворчу в сторону, – еще одна такая выходка, и ты пополнишь мой каталог эпических дебилов…
* * *
В нашем распоряжении тридцать пять минут. Пора заняться основной целью – модулем ¹5.
– Ничего не нашли? – спрашиваю Реброву, покинувшую рабочее пространство лаборатории.
– Ничего. Там все по-старому. Только…
– Что только?
– Такое впечатление, будто рабочие места покинуты впопыхах. Будто люди бросили все и убежали. На столе Амбарцумяна стоит ноутбук; на экране раскрытый текстовый файл отчета, в нем фраза, оборванная на полуслове. А кто-то из девочек делал свежие срезы подводных растений.
Срезы растений? О чем это она?…
– Понимаете, срезы всегда выполняются непосредственно перед изучением, – замечает Реброва мое недоумение. – Они не переносят долгого контакта с воздухом.
– Версии есть?
– Нет, – качает она головой. И тихо добавляет: – Надеюсь, появятся после осмотра последнего модуля…
Мы проходим мимо трапов, устроенных на манер корабельных. Один ведет на верхнюю палубу к электронной аппаратуре, другой вниз – к аккумуляторным батареям и баллонам с аварийным запасом воздуха. Я невольно прислушиваюсь…
Нет, в проемах, куда ведут ступени, тихо.
А вот и заветная дверца, отделяющая нас от сверхсекретного объекта, ради которого и была создана подводная лаборатория «Ангар-004». Обычная стальная крышка круглого люка, коих здесь ровно четыре. Разница состоит в том, что рядом с этой в титановую стену вмонтирован прямоугольный блок электронного биометрического замка.
Надеваем маски дыхательных аппаратов, открываем вентили баллонов. Порядок входа в модуль тот же: Реброва выполняет манипуляции с хитрым замком и отходит вправо, Маринин в готовности дежурит слева; я тяну на себя ручку запорного механизма…
– Извините! Задержитесь на одну минуту, – внезапно просит женщина, сдвигая маску с лица. – Перед повторным использованием я должна заново настроить газоанализатор…
Мы наблюдаем за ее проворными пальцами, манипулирующими с ручками тонкой настройки сложного прибора. Что-то у химички не получается…
Я снисходительно поглядываю на часы:
– Успокойтесь, Вера Александровна. И не надо так торопиться – у нас почти тридцать минут.
– Дело не во мне, а в приборе…
Ее голос тонет в хрипе динамиков. Как же осточертела эта классика!
– Готово. Можем идти, – говорит Реброва.
Впереди снова неизвестность – отвратительная и бездонная, как океанская впадина у тектонического разлома. К тому же наверняка воняющая химической отравой.
Берусь за ручку. Небольшое усилие, и дверь мягко поддается… Вдруг в нее изнутри бьет что-то очень массивное. Удар настолько сильный, что я отлетаю назад подобно теннисному мячику.
«Ого! Наверное, так сбивает людей электропоезд «Сапсан»!» – промелькнула в голове изумленная догадка.
Спустя секунду «сапсан» предпринимает вторую попытку: тяжелая створка распахивается так, будто сплетена из тростника, а в проем люка вылетает мужик, одетый в шорты и пеструю футболку.
Уши закладывает от визга перепуганной Ребровой.
Удивительно – как ей удается так орать через плотную резину маски? Ладно, нам с Марининым не до нее. Мы одновременно нависаем над телом неизвестного мужчины.
– Лежать! – кричу я.
Напарник для убедительности тычет в его спину автоматным стволом. И в этот неподходящий момент свет в центральном модуле снова гаснет.
Я включаю фонарь одновременно со звериным рыком. Извернувшись, мужик вскакивает на четвереньки, хрипит и отбрасывает старлея ударом локтя.
Да что ж за хрень здесь творится?!
Дабы угомонить это недоразумение в шортах, бью по основанию черепа прикладом. Не сильно и тем более не смертельно. Но достаточно, чтобы адекватный человек понял: с ним не шутят.
Неисправная лампа загорается. Реброва, разглядев лицо психа, верещит: