В один из выходных, когда Михаил уехал по работе в леспромхоз, а Танька осталась с Кузей одна, в дверь негромко постучали.
Танька открыла дверь и увидела что-то похожее на процессию. Возглавляла ее Антонина, из-за спины которой выглядывали любопытные головы односельчан.
— Вам чего? — испугалась Танька.
— Ты, Танька, не пугайся только, — сказала Антонина. — Нам бы на Кузьку твоего взглянуть разок, и мы пойдем.
— Зачем это?
— Ну что ты как не родная, честно слово? Хотим посмотреть, в порядке ли он или как.
— Я тебе и так скажу, — ответила Танька, на всякий случай перекрыв собой дверной проем, чтобы ничего не было видно. — Он в порядке.
— Ну что тебе, жалко, что ли? — сказала Антонина, но с какой-то угрозой в голосе.
Танька угрозу уловила.
— Тебя пущу, если прям так не терпится, а остальных — нет.
— Давай меня, Раиску и Супина.
— А Супина-то зачем? — удивилась Танька, которая с бригадиром и знакома-то особо не была.
— Нужно, — потупила голову Антонина.
— Ладно, — пожала Танька плечами, — проходите. Ноги только вытирайте.
Антонина взяла за руку Раису и кивнула стоявшему в самом конце процессии Супину.
Кузя лежал в своей кроватке и бренчал погремушками. Его губы были изогнуты в загадочной улыбке, по краям которой маленькими вулканчиками надувались и лопались слюнявые пузырьки. Увидев вошедших, он засмеялся.
— Ну? — подмигнул ему несколько театрально-дружелюбно Супин. — Как дела?
Кузя перестал смеяться и посмотрел на Супина сосредоточенным серьезным взглядом.
— Материшься? — спросил Кузю Супин.
— Ты о чем дитя спрашиваешь?! — нахмурилась Танька. — Это ты у своих рабочих спрашивай, матерятся они или нет.
— Ладно, ладно, — испугался Супин. — Я ж так… чтоб разговор поддержать.
Потом все трое гостей стали как-то странно переглядываться. Наконец, Антонина повернулась к Таньке.
— Взять-то можно?
— Можно, только осторожно, — сухо сказала Танька, которая недолюбливала Антонину за ее длинный язык и подозревала, что именно Антонина стоит за всеми этими нелепыми слухами.
Антонина аккуратно вынула Кузьму из кроватки и стала тихо качать.
— Ну? — зашипела она бригадиру. Супин, который до этого стоял смирно, как солдат на плацу, неожиданно засуетился, закашлялся и приблизился к Кузьме. Осмотрел голову с редкими белесыми волосиками и пожал плечами.
Тут стоявшая рядом Раиса вдруг стала вращать глазами, показывая Антонине на ножку Кузи. Антонина присмотрелась и ткнула локтем Супина. На ножке у Кузи виднелось небольшое родимое пятнышко.
— Чё это, глянь.
Супин улучил момент, когда Танька отвернулась, и наклонился вплотную к Кузе, коснувшись при этом своими жесткими усами розовой кожи младенца. От щекотки Кузя залился смехом и стал дергать ножками. Наконец, Антонина поймала нужную ногу и задержала ее в своей руке. Родимое пятно напоминало галочку, что-то типа римской «V».
— Ну, всё? — недовольно пробурчала Танька.
Почувствовав, что материнское терпение подходит к концу, Антонина положила Кузю обратно в кроватку.
— Ну, мы пошли, — сказала она и мотнула головой остальным.
Танька молча кивнула. Едва гости ушли, наклонилась к Кузе.
— Ну чё, Кузька? Осмотрели тебя дядьки-тетьки?
Кузя довольно улыбнулся и выдул огромный слюнявый пузырь.
— Не, — сказал Супин обступившей его толпе. — Клыков нет, шерсти тоже не видать.
— А циферки? Циферки-то? — спросил настырный Кирьянов.
— Никаких цифр тоже нет. Лежит, лыбится и все.
— А про пятно-то что молчишь? — спросила Антонина.
— Какое пятно? — зашумела толпа.
— Да ну что это за пятно? — с досадой сказал Супин. — Клякса какая-то, вот и все пятно. Навроде галочки.
— Так это для тебя галочка, — встряла Раиса. — А если перевернуть, что получается?
— Что? — опешил Супин.
— Галочка вверх ногами. А галочка вверх ногами — это что?
— Л, — протянул неудобный звук Супин, как ребенок, пытающийся зарычать.
Он все еще не понимал, куда клонит Раиса.
— Сам ты «л-л-л-л», — передразнила его Раиса. — Это «А». Только без перекладинки. А это что значит? Антихрист.
Толпа загудела.
— А чего ж без перекладинки? — удивился Супин.
Толпа сразу перестала гудеть и синхронно повернула головы к Раисе.
— А ты хотел, чтоб у него по всему телу печатными буквами «Антихрист» было накарябано? — язвительно спросила та. — Без перекладинки — это чтобы нас запугать!
Толпе аргумент Раисы показался очень убедительным, и она снова загудела.
— И что ж теперь делать? — крикнул кто-то.
— А что ж тут сделаешь? — развела руками Антонина. — Раз родился, значит, уже поздно. Проклята Богом наша деревня. Чем-то прогневили мы его, видать. Будем теперь с Антихристом жить.
— Вот те раз, — сокрушенно покачал кто-то головой. — Жили не тужили, а теперь вона как.
Толпа еще поохала, пошумела и наконец разошлась.
Так бы и забылась вся эта история, если б весть об Антихристе, подкрепленная новыми фактами, не пошла гулять по району с удвоенной силой. В Опакляпсино стали то и дело наведываться какие-то странные люди, желающие одним глазком взглянуть на Антихриста. Танька уже никому и дверь не открывала, и внутрь не пускала, а народ все лез, постукивал, покрикивал, подсматривал. Окна в доме теперь круглые сутки были занавешены, от любопытных глаз. Михаил злился и в один прекрасный день, когда около дома разгуливало особенно много незнакомых людей, достал ружье. С ним и вышел на крыльцо.
— Значит, так, — сказал он хмуро. — Ежели кто будет к моему сыну или жене еще лезть, я тому яйца отстрелю и в жопу засуну.
— А ты кто такой? — спросил самый наглый из зевак. Наглость его, видимо, была следствием алкогольного опьянения — он пошатывался и то и дело закрывал глаза.
— Я — отец, — сквозь зубы процедил Михаил.
— Ха! Отец у него кто-то другой. Мы-то знаем.
— Что вы знаете? — насторожился Михаил.
— Когда зачатье было, тебя-то не было. Вот так.
— Что ты мелешь? — разозлился Михаил. — Иди проспись! Мне-то лучше знать!
— Так, говорят, в феврале ты уезжал на заработки.
— А я приезжал. Это и Танька сама может подтвердить.
— А еще кто?
— Больше никто, — растерялся Михаил. — Я ж на одну ночь и приезжал. К утру уехал.