Требуя одобрения своего возмущения, она почему-то повернулась к Максиму и спросила: — Да?
— А? — вздрогнул Максим, который выслушал этот набор слов с удивленной полупьяной ухмылкой. — А-а. Да. Конечно. Раз пилотка зачетная, то да.
Девица замерла в недоумении, потом повернулась к Вере, мотнув головой в сторону Максима.
— А это че за инвалид?
— Толика приятель, — невозмутимо ответила она, посасывая коктейль и слегка качаясь.
— А-а… Ну ладно. Слушай, пошли в тубзаторий, успокоимся?
Вера равнодушно пожала плечами.
— Ну пошли.
Девица пошла первой. Вера сползла со своего стула и отправилась следом.
Максим успел легонько дернуть ее за юбку.
— Че? — обернулась та, вопросительно вздернув подбородок.
— Слушай, Вер. А что такое «зачотная»?
— Крутая, типа.
— Ясно, — мотнул головой Максим. — А «пилотка»?
Вера, продолжая жевать жвачку, ничуть не смутившись, ткнула себя пальцем в район между ног, чуть пониже пояса.
Максим тупо уставился на ее палец. Потом до него дошло. Он вскинул взгляд на Веру и заплетающимся языком сказал:
— Спасибо. Вопросов больше не имею.
Вера затерялась в толпе, а Максим повернулся к бутылке, чтоб налить новую порцию. В этот момент откуда-то возник Толик. Без спутницы. Вид у него был бодрый, даже слегка воинственный.
— А где эта… Аля? — спросил удивленный Максим.
— Ася? Да ну ее, — махнул рукой Толик, объяснять, что конкретно он имеет в виду, не стал. — Ну, как те Вера? — спросил он, закуривая и запрыгивая на свой табурет.
— Поболтали. Ницше обсудили.
— Какого в жопу Ницше? — заржал Толик. — Да она за всю свою жизнь, дай бог, инструкцию по уничтожению тараканов прочла.
— Это примерно и есть Ницше, — ответил Максим, отрешенно уставившись на человека в костюме сотового телефона.
Потом он закурил и стал ловить глазами ответный взгляд бармена. Тот, наконец, доделал чей-то заказ и, заметив ищущие глаза Максима, вскинул подбородок — мол, чего еще?
— Слшй, — проглотив все гласные в простом глаголе «слушай», сказал Максим. — Дай-ка мне еще рюмочку пустую.
Бармен дал Максиму стаканчик. Тот тут же наполнил его до краев текилой. Не забыл и про свой. Конечно, что-то пролилось мимо, но бармен быстро и услужливо вытер лужицу. Тут снова загрохотала музыка.
С зажатой во рту горящей сигаретой Максим взял оба стакана с текилой и соскочил на пол, почти ничего не расплескав.
— Да ну вас с вашими пилотками, — зло пробормотал он себе под нос. — Я пойду вон… с телефоном поговорю лучше.
— Эй, ты куда? — крикнул очнувшийся Толик.
Но Максим уже шел прямиком сквозь толпу танцующих к человеку-телефону.
— Макс!!! — заорал Толик. — Максим! А девчонки?
Максим проигнорировал и этот крик — он пробирался сквозь лес рук, ног и потных лиц. Морщился от грохочущей музыки, щурил правый глаз от лезущего в него дыма собственной сигареты и прикрывал телом два стаканчика с текилой. При этом он чувствовал себя героем из «Ностальгии» Тарковского, несущим зажженную свечу.
«Только не разлить, — думал Максим, нащупывая ногами дорогу. — Только не расплескать. Если донесу все, как есть, все будет хорошо…»
Добравшись наконец до цели, Максим, радуясь, что ничего не расплескал, легонько стукнул плечом одетого в костюм человека. Лица последнего не было видно — только прорези для глаз и рта.
— Телефон!!! — радостно-пьяным голосом заорал Максим, не замечая выпавшую изо рта сигарету, и протянул стаканчик с текилой. — Держи! Я угощаю!
«Телефон» отчаянно замахал руками — мол, не могу, работа.
— Да ладно. За мое здоровье. Выпьем!
— Не могу! — бесполо-визгливым голосом закричал человек в костюме. — Сниму костюм — мне голову снимут!
«Интересно, баба или мужик», — подумал Максим.
— А ты прямо так — через вот эту дырку! Ща…
Он стал судорожно озираться. Рядом стояла какая-то малолетняя «соска» с коктейлем в руке.
— Извините, — сказал Максим и вынул у нее трубочку прямо из бокала. Та хотела возмутиться, но потом выругалась матом и отошла.
Максим стал пихать трубочку в прорезь для рта. Человек-телефон стал отплевываться, яростно жестикулируя.
— Да нельзя мне!
— Ну давай, телефон! — кричал Максим, тыча трубкой в прорезь. — За мое здоровье! Не обижай. Скучно ж так стоять-то. Ты ж все равно в костюме! И не надо ничего снимать!
Наконец тот понял, что Максим не отстанет. Он стал вертеть головой с антенной — не видит ли кто?
— Только один глоток! — завизжал он и потряс указательным пальцем перед носом Максима — мол, только один.
Он взял зубами просунутую в прорезь трубочку, а Максим сунул другой ее конец в стакан с текилой.
— Ну давай, телефон! — крикнул он. — За то, чтоб все кнопки работали!
И опрокинул в себя свою порцию.
«Телефон» жадно всосал текилу. В конце даже хрюкнул.
— Вот! — хлопнул его по костюму Максим. — Молодец! Стой здесь! Сейчас бутылку принесу!
«Телефон» замахал руками, но Максим уже убежал за бутылкой.
Где-то наверху гулким эхом громыхала музыка. Максим и человек в костюме телефона сидели на какой-то лавочке в предбаннике мужского сортира в подвале клуба. Вокруг были кафельные стены и зеркала. В руке у Максима была почти пустая бутылка текилы. Человек-телефон сидел, прислонившись спиной к стене, и что-то бубнил — ему хватило восьми полновесных порций. В прорезях для глаз давно не было никаких глаз — только лоб и темные слипшиеся волосы. Максим чувствовал, что и сам в последней стадии — мир вокруг ходил ходуном, все плясало и прыгало. Язык почти не слушался, как будто распух, укушенный сотней пчел. Голова была ватной. Мимо них периодически проходили девушки — женский туалет, как всегда, был забит, и они все шли в мужской.
Глядя на них, Максим думал, что вот уже и различий полов никаких не осталось. Все стерлось. Он приобнял человека в костюме и запел:
— Позвони мне, позвони-и-и-и!
«Телефон» неожиданно ожил и подхватил пьяным блеющим голосом:
— Позвони мне ради бога-а-а-а!
Они стали петь, раскачиваясь в такт песни:
— Через время протяни-и-и-и! Голос тихий и глубо-кий-далекий… (тут они разошлись в версиях). Дотянись издалека-а-а-а-а!
Голос человека в костюме звучал глухо, как из-под воды.
Продолжая петь, Максим опустил глаза на пол и посмотрел на ноги человека в костюме. Там были кеды.