– Ах ты, паскуда! Это ж, блять, Бобра зажигалка! Я еще хотел ее на карточку со шмарой голой выменять! Где Бобер, сука, отвечай! Иначе прямо здесь кончу – перднуть не успеешь.

Клим затрясся, но от страха не смог выдавить из себя ни слова.

Рельса посмотрел на березовый сук, валявшийся рядом, затем покосился на воду.

– Ааа! – неожиданно заверещал он. – Утопил, блять, Бобра, вошь болотная!!! За зажигалку с куревом замочил?!

– Да не трогал я его, – наконец, залепетал Клим. – Он уже мертвый был.

– Зачем же ты его утопил, гнида навозная?

– Так чтоб не подумали, что это я.

– Что?! Аа… ну да. Это ты, блять, пиздец, как хитро придумал. Теперь-то, конечно, никто не подумает… Кроме, блять, меня!

– Ей-богу, не я это! – закричал Клим, как будто, наконец, набрал достаточно воздуха для крика.

– А кто?!

– Да шатались тут двое. Видать, не поделили чего. Ей-богу, не я это!

– Это на какой зоне тебя, бацилла глюкозная, учили людей мертвых топить? Откуда я знаю, что ты не следы заметаешь, клоп ты деревенский? Пришпилить бы тебя прямо здесь, да только хер тебя знает, с каким ты подвывертом. Пусть Шнырь с тобой возится. А ну давай в деревню! И грабли! грабли за спину! А то я смотрю, вы тут все с виду смирные, а людей щелкаете, что вшей тифозных.

И Рельса ткнул перепуганного Клима дулом в живот. Клим ойкнул, но возражать не стал, а послушно поплелся в деревню.

Шнырь был немало изумлен, когда в распахнутую дверь ввалились перепуганный (а, главное, трезвый) Клим, а следом Рельса.

– Че за кипеш? – поморщился Шнырь.

– Этот хрен ушастый Бобра загасил, сука буду. А потом в болоте утопил. И еще, бля, кино мне рассказывает. Вроде, Бобра кто-то другой порешил, а он только труп в воду сбросил. А у самого зажигалка бобровская.

– Пистолет, что ли? – нахмурился Шнырь.

– Да не пистолет, а зажигалка в смысле зажигалка.

– Ша, Рельса, – остановил его жестом Шнырь. Затем посмотрел на Клима.

– За что ж ты его, Клим, а?

– Ей-богу, не я, – побледнел тот. – Я только утопил, чтоб не подумали чего. А его, видать, те двое убили.

– Какие еще двое?

– Да околачивались там двое, все расспрашивали, что да как. А ваш этот с ними потом болтал.

Шнырь переглянулся с Рельсой.

– Это да, – кивнул Рельса. – Там чинарики разные валялись, следы всякие и вот кепку кто-то обронил.

Рельса вытащил из кармана кепку и показал. Клим испуганно покосился на «улику».

– Твоя? – кивнул Шнырь на кепку.

– Не, – отчаянно замотал головой Клим.

– А глубоко там, где Бобер?

– Я дна не нащупал. Потому туды его и сбросил.

– Надо бы поднять Бобра, – задумчиво сказал Шнырь. – Завтра пошарим. Где эта зажигалка-то?

– Вот, – показал зажигалку Рельса.

– Верни. Все равно она теперь Бобру ни к чему.

Рельса нехотя вернул Климу зажигалку.

– А пока отведи гражданина в сортир. Там Помидор с Лешим авто сторожат. Пусть заодно и за ним присмотрят. И сняли бы вы эту форму. А то напялили… Как додики… Ну колеса, ну шкеры. Это я еще понимаю. А остальное-то? Ходите, как в цирке клоуны. Ну, пилотка-то тебе на кой хер?

– Так это, – смутился Рельса. – Фартово ж.

– Фартово – это, блять, кассу забомбить и не засыпаться. Или с биксами в Крыму отдыхать и у местных фраеров лопатники шарахать. А это не красиво… Это так. Ладно, надоели вы мне оба. Все. Не отсвечивайте.

Рельса кивнул и схватил Клима за ворот.

– Пошли, морда! На очке сегодня кемарить будешь.

– До свидания, – почему-то попрощался со Шнырем Клим.

Но Шнырь ничего ему не ответил. Он уже понял, что сгущаются тучи и надо уходить. Вопрос был только в спешности ухода. Натренированный за годы недоверия к людям нюх говорил, что уходить надо немедленно, то есть сейчас. Но сбор уголовников так и так займет время – не проще ли выждать пару часов?

Впервые в жизни Шнырь не прислушался к внутреннему голосу, решив дождаться первых лучей солнца. Впервые он ошибся.

Глава 35

В то время, когда Клим сидел в сортире под присмотром Помидора и Лешего, а отряд Трофимова и рота Криницына готовилась к штурму Невидова, Фролов ворочался на колючей соломе, пытаясь уснуть. Однако стоило измученному организму провалиться в глубокий сон, как все испортил Никитин.

Фролов не сразу понял, что его дергают за ногу. Наконец, вздрогнул и с трудом открыл слипшиеся глаза. Прямо перед ним была голова оператора. Его выгоревшие волосы просвечивал утренний зыбкий свет, образуя что-то вроде кривого нимба. Никитин стоял на лестнице и дергал Фролова за ногу.

– Да проснись же, Александр Георгич, бляха-муха!

Фролов, наконец, вырвался из цепких лап Морфея и откинул голову с тихим стоном.

– Как будто и не спал вовсе… Сколько время-то?

– Да черт его знает. Пятый час, вроде.

– Господи… Ну и рань… Что стряслось-то?

– Пойдем на местный аттракцион глянем.

– Какой еще аттракцион? – зевнул Фролов и потянулся, сладко крякнув.

– Тимоха пошел на пруд топиться.

– Чего это он? – удивился Фролов, окончательно проснувшись.

– Да это у него обычное дело. Горе от ума. Ходит топиться, и все тут. А местные его спасают.

– То-то он мне на днях все про самоубийство рассказывал. Но причина-то есть или так, от нечего делать?

– Да мастерил он там что-то, у него не вышло. А потом почитал энциклопедию медицинскую, решил, что болен. Одно к одному, короче. У тебя так не бывало, что ли?

– А у тебя что, бывало? – удивился Фролов.

– Пока нет.

– Ну и у меня нет.

– Значит, все впереди. Ну так как, идешь?

– Ну пошли, – пожал плечами Фролов и пригладил пятерней взъерошенные волосы. – Власть-то за ночь не переменилась?

– Да нет вроде, – ответил оператор, и его голова исчезла.

– Уже неплохо.

К пруду, где топился Тимоха, Фролов и Никитин шли быстро. Никитин насвистывал какую-то мелодию. Фролов молчал, чувствуя, что вслед за телом просыпаются и улегшиеся за ночь мысли.

«Вот иду я к какому-то пруду в какой-то деревне смотреть, как топится какой-то человек. И даже очень хороший человек. Поскольку я с ним пил и о жизни говорил. Но не чувствую я к нему никакого сострадания, хотя должен был бы. Может, правда, потому что я сам внутри пуст и даже к себе особого сочувствия не испытываю. А скорее, потому что, раз он топится не в первый раз, значит, это что-то вроде необходимого выпускания душевного пара, который давит творческого человека изнутри, срывая клапаны и взрывая котлы. В таком случае ему можно позавидовать, потому что мой пар выходит регулярной тонкой струйкой и даже накопиться не успевает».