– Все это гнусно, Хоменко, – сказал я, утомившись слушать эти мизантропские откровения.
– Видишь, ты какой хороший. А сам-то чего сюда приехал? В Афгане не навоевался?
– Я приехал защищать ваше Приднестровье.
– Значит, не навоевался…
Хоменко допил бутылку, побагровел, на лысине моросью выступил пот. Он жевал в уголке рта сигарету и мучительно пытался поймать и выразить главную, ключевую мысль своих рассуждений. Я равнодушно следил за этими попытками и не собирался ему помогать. Может, был он за полшага до покаяния, может, эти полшага вели в пропасть, может, как хищный зверь, почуял смерть и рыщет, уходит от призрачной и неотвратимой погони… Он что-то чувствовал своим инстинктом, тонким и болезненным, предощущения его были верны, он всегда знал, когда ударить, когда уйти; теперь же над ним витала неясная угроза, он понимал это, каждая клетка его пружинистого тела кричала об опасности. Он затравленно озирался, оставаясь внешне спокойным, над ним нависла сила, которая угрожала, несла губительный рок. Как проявит себя эта сила и кто из его противников нанесет смертельный удар?
Может, он искал новых союзников и друзей, не веря уже старым. И может, вопреки законам логики, хотел найти опору во мне, выходце с того света?
Он открыл вторую бутылку, вопросительно посмотрел на меня. Я отрицательно покачал головой.
– Брезгуешь со мной пить?
– Брезгую, – честно сказал я.
– А я вот удивляюсь, почему тебя до сих пор не закопал? Старею, глупею или жалостливым стал?
– Дерьмо твои законы, – заметил я, – и вся твоя жизнь по этим законам – тоже дерьмо.
– Все же скажи, как ты ушел? – Хоменко навалился на стол и попытался сосредоточить свой взгляд на мне. Он был похож на спившегося актера-трагика.
– Сбежал. Охрану – в стопку, сам – в машину. Прорвался.
Погранвойска – это вам не хухры-мухры.
– В стопку – это как? – с пьяным интересом посмотрел комбат.
– Прикинулся умирающим, кровушку изо рта пустил. Старшина дверь открыл – я его уделал. Потом второго позвал, ваш, говорю, помирает. Тот решетку открыл – его тоже отоварил… Вышел на двор, там машины… Да еще и зэков выпустил для хохмы…
– Вот за это уважаю. Серьезный парень. На вес-с золота… Жаль, башка у тебя по-дурацки устроена… Ладно, раз так. Вот что я тебе скажу. Уматывай ты отсюда, пока цел. Это мой совет… Ты меня сразил, поганец: от Федула еще никто не уходил, тем более гвардейцы. А ты смог. Ты спец, профессионал. Я таких уважаю. Таких мало. Я тоже профессионал. Поэтому катись отсюда к чертовой матери! – Он грохнул кулаком по столу и тихо, с расстановкой добавил: – Пока я не передумал.
– Сразу не смогу. Надо еще несколько дел сделать.
– Какие еще дела?
– Для начала найти Ленку.
– Ну и где ты собрался ее искать?
– Пока не знаю… Разбираться с Борисом буду.
Он криво усмехнулся.
– Эх, бабы, бабы… Меня эти проблемы все меньше волнуют. А знаешь, сколько у меня этого добра было? Любую покупал себе, от пятнадцатилетней до сорокалетней… А Ленку свою ищи на даче у Бориса, если он ее еще не затрахал до упора.
– Откуда ты знаешь?
– А где еще ей быть? Думаешь, он мало туда всяких шалав перевозил?
– Где дача?
– Не торопи дядю, Ромео… – Он налил полстакана, неторопливо выпил, откусил кусок колбасы.
Я терпеливо ждал, пока он прожует.
– От Тирасполя в сторону Одессы километров десять проехать надо, повернуть налево, проехать еще километра три или четыре. Будет там стоять отдельно домик трехэтажный, за забором бетонным зеленая крыша. Найдешь, если захочешь. Любовь, она не знает преград, она на крыльях понесет… Возьмешь мою машину, только не новую. Сам поедешь или шофера дать?
– Корытова возьму с собой.
– Забирай своего вшивого поганца. И чтоб больше мне на глаза не появлялся – уже не уйдешь. Закопаю. Да, и машину не забудь оставить – в штабе… А хотя, забирай ее к черту, дарю! Свадебный подарок от дяди Игоря! – Он расхохотался. – Давно не был на свадьбе… Да, ты смотри, на людях не «тыкай» мне!
Кинаха во дворе не было, Ваня неприкаянно сидел на ступеньках.
– Пошли, – сказал я ему.
Он молча встал и пошел за мной. Надо было торопиться, пока Хоменко не передумал.
– Давай ключи! – сказал я водителю, который дремал на сиденье. – Шеф разрешил взять машину.
Он недоуменно посмотрел на меня, вылез.
– Пусть едут! – услышали мы за спиной. На крыльце, широко расставив ноги, стоял Хоменко. Он пытался стоять исключительно перпендикулярно.
…Старенькая черная «волжанка» дребезжала на каждом ухабе, в ее кишках что-то громыхало, но шла она добросовестно, вытягивая 120 километров в час. Уже в конце пути, который мы проехали молча, Ваня спросил:
– Далеко едем?
– На дачу, – ответил я, продолжая думать о своем.
– Угу, понятно, – отреагировал Корытов. – Нам бомбу в машину не подложили?
– Не знаю. Нет.
Хоменко не соврал. В описанном месте мы увидели дом за бетонной стеной. Огромные металлические ворота были наглухо закрыты.
– Кажется, здесь прячут Ленку, – сказал я.
– А-а, – произнес Ванюша. Последнее время он стал очень немногословным. Наверное, все чаще вспоминал про своих хрюшек, сибирские ядреные морозы, свежие окорока, отбивные в лапоть, послушных и ласковых сибирячек.
– Стучать не будем, – сказал я. – У тебя, кроме автомата, есть что-нибудь?
Он вытащил «макаров», пару гранат и задумался. Я выбрал автомат.
– Пошли, подбросишь меня.
Через несколько секунд я был во дворе. Невзрачный забор скрывал великолепие дома. Красный глянцевый кирпич, колонны у подъезда, подземный гараж, сверкающая изумрудом травка на газонах, фруктовые деревья, виноград, шерстью расползшийся по стене, беседка… «Буржуинисто живет», – подумал я и решил, что так жить никогда не буду, потому как во мне есть некое люмпенское начало. Я осторожно потрогал золоченую ручку, на ее прохладном тельце тут же остались отпечатки моих лап. Дверь была заперта. Передо мной стояло два пути: эволюционный и революционный. По первому надо было карабкаться на второй этаж, где не было решетки на окнах, по второму же достаточно было расстрелять замок из автомата. Я выбрал революционный путь, предупредив, что начинаю стрелять. После нескольких выстрелов замок капитулировал. Я вошел в хоромы главохра президента, господина Бориса. Автомат мой дымился и, кажется, тоже был где-то люмпеном, недаром главные два свойства оружия – разрушать и предавать. Автомат дымился и, принюхиваясь стволом и поглядывая прицелом на шикарную посуду, кажется, захотел на нее поплевать. Но я сказал ему: