– Ох уж эти некромаги! Только они способны, внешне не искажая, сообщить правду так, что она становится ложью!
– Вы это о чем? Не понимаю…
– Бейбарсову нельзя тебя видеть. Ну как человеку, которому вчера сделали операцию на желудке, нельзя сразу есть жареного цыпленка, потому что это его убьет. Глеб переживает тяжелейший момент в жизни. Он перекроил себе душу кухонным ножом, зашил ее толстыми нитками и ждет, пока она срастется.
Таня вопросительно взглянула на академика, пытаясь понять, насколько буквально следует понимать это описание. В варианте с некромагами можно было допустить все, что угодно.
– Ты ведь знала, что Глеб соединил свою судьбу с судьбой Ваньки? – спросил академик.
– Да.
– И зачем он это сделал, тоже знала?
Таня что-то пробурчала, не желая распространяться. И, как оказалось, правильно сделала, потому что у Сарданапала оказалась своя версия.
– Как всякий истинный некромаг, Глеб не сомневался, что раздавит Ваньку словно скорлупку. Сломает своей личностью его личность. Ну как грузовик уверен, что будет тянуть за собой игрушечную машинку, привязанную к нему на нитке. Но… – академик назидательно поднял палец, – внезапно происходит странная вещь. Игрушечная машинка вначале начинает уверенно сопротивляться, а затем и волочет грузовик за собой. Грузовик в смятении. Он гудит, сжигает резину, буксует, но вынужденно тащится за игрушечной машинкой. Пытается порвать сцепку и ускользнуть, но где там…
– То есть Ванька подмял Бейбарсова? – радостно спросила Таня.
– Ванька никого не подминал. Это не в его правилах. Но он сумел остаться самим собой и вытянуть Глеба. Возможно, это был мудрый голос света, который никому не желает гибели. Ванька стал спасением Бейбарсова.
– От мрака?
Прежде чем ответить, академик задумчиво провел пальцем черту по полировке стола.
– Разумеется. Лигул – не удивляйся, что я знаю, мы с Глебом много говорили об этом – не смог удержать Бейбарсова в Тартаре.
– Как не смог? Он же дал ему отсрочку! Выпустил на несколько дней, чтобы Глеб привел ему меня! – воскликнула Таня.
Сарданапал передернулся, точно услышал величайшую глупость в жизни.
– Очередная ложь! Лигул дышит обманом, как мы воздухом. Лигула принудили выпустить Глеба, он же попытался извлечь из этого выгоду. Даже из поражения выкроить победу. Обычные фокусы. Чем больше тебя пугают – тем больше не бойся!
– То есть этот рассказ про сколько-то там дней…
– Ложь, как и все прочее.
– Но почему Глеб не остался в Тартаре? В нем есть еще что-то светлое? – спросила Таня.
Сарданапал не стал ее обнадеживать. Лично у него на этот счет были большие сомнения.
– Я же сказал, я думаю, что Бейбарсова вытянул Ванька. Пуповина, соединяющая их, не оборвалась и в Тартаре. Хотел Глеб того или нет, он зачерпнул у Ваньки несколько глотков света, который даже Лигул не сумел уничтожить. Вот Глеба и вытолкнуло из Тартара, точно воздушным буем. В Тартаре-то света нет и не должно быть. К Глебу же он продолжал поступать через Ваньку.
– Все равно не понимаю.
– Разберешься со временем. Теперь же положение еще больше усложнилось. Тебе известно, что Глеб тоже лишился дара к некромагии?
Таня не поверила.
– Глеб???
– Разумеется. Все по тому же закону совмещающихся сосудов. Когда Ванька отказался от магии за себя, то получилось, что он лишил магии и Глеба, прежде чем пуповина, связывавшая их, навеки распалась.
– Значит, они больше не соединены? – радостно спросила Таня.
Сарданапал покачал головой:
– Больше нет.
– А некромагии Глеб лишился полностью?
– Даже хвостиком дохлой мыши теперь не шевельнет. Хотя, может, и не надо им шевелить? – задумчиво спросил академик.
Заметно было, что эта мысль показалась ему интересной.
– И как он это пережил? – спросила Таня.
– Свеколт утверждает, что в первые часы болезненно. Как наркоман, которому сказали, что дозы больше не будет, даже если он перегрызет зубами все батареи города… Глеб заигрался, но игра закончилась. Пусть привыкает жить по новым правилам. Без тросточек и власти. Пусть скажет спасибо, что не попал в Тартар. Хотя ему еще представится такой случай, если он не изменится.
– Все же не понимаю, почему Глеб не желает меня видеть! – сказала Таня с обидой.
Тут в который раз сработало общее для всех девушек правило, которое в краткой форме можно сформулировать так: кошке, может, и не надо в комнату, да вот ее туда не пускают.
Академик щелчком отогнал лезший ему в рот ус.
– А почему человек с ожогом на коже не хочет, чтобы его друзья участливо тыкали в ожог пальцем? Глеб уже видел тебя после Тартара, и, думаю, ему хватило этого, чтобы понять, что у вас все кончено. Ты потеряна для него навсегда, и он нашел в себе силы начать все заново, не растравливая память… Насколько я знаю, Глеб собирается перебраться в Нижний Новгород. Там у него какие-то дальние родственники. Правда, вначале нам нужно залечить ту рану, что он себе нанес.
– Это невозможно! Она нанесена косой Мамзелькиной! Даже Ягге ничего не сможет сделать! – с грустью сказала Таня.
Академик был не столь категоричен.
– Сделать-то она действительно ничего не смогла, – сказал он, с лукавым видом разглаживая усы. – Зато у Ягге нашелся небольшой бочонок… гм… медовухи. Мамзелькина, явившаяся за Глебом вчера вечером, случайно вспомнила, что потеряла на Глеба разнарядочку. Взяла под мышку бочонок и отбыла, пообещав искать ее лет шестьдесят.
– Но рана-то никуда не делась? – озабоченно спросила Таня.
– Осколки старой костяной косы, остававшиеся в ране, Мамзелькина забрала с собой. Попутно она сурово предупредила некромагов, чтобы не смели больше трогать ее инвентарь. Разумеется, сама рана осталась. Гноящаяся, очень запущенная, но с ней Ягге уж как-нибудь справится, особенно если Аббатикова перестанет подкладывать Глебу всякую дохлятину под матрац. Из благих соображений, разумеется, но воняет ужасно, – заверил ее Сарданапал.
С души у Тани упал камень.
– То есть Глеб будет жить, и он теперь…
– Ага. Обычный молодой человек призывного возраста с пропиской на Урале и склонностью к гайморитам.