– Вот здесь, здесь, здесь, – он сначала показывал пальцем, затем накрыл весь район ладонью, – в общем, вот в этих местах произошло за последние недели несколько десятков мелких, а порой и довольно чувствительных нападений боевиков на дома местной милиции и на машины с солдатами. Ситуация может выйти из-под контроля. Пока никто из нападавших в наши руки не попал. Все нападения носят крайне жестокий характер. Бандиты без пощады убивают женщин и детей. Своих раненых добивают на месте. Люди напуганы и просят защиты. Но результаты поисков банды силами спецназа и пограничников ничего не дали. Бандиты словно сквозь землю проваливаются. Наши люди усиленно работают, но пока ничего не знают ни о численности банды, ни о месте ее дислокации. Похоже, за ней стоит очень сильный организатор.
– Разрешите, товарищ генерал, – всматриваясь в карту, сказал Гришин.
– Пожалуйста… – кивнул Антипов. – Что у вас, товарищ майор?
– Я вижу, недалеко от этого района – района нападений боевиков – находится поселок Заречный, – неуверенно начал Гришин.
– Да, верно, поселок Заречный, – подтвердил Антипов. – И что же?
– Дело в том, что вчера, как вы помните, Магомед Галаев снова был у Бирчина в Лондоне. У них состоялась длительная беседа. Да, Сверчок не знает, о чем они говорили, но, помните, когда Галаев звонил по телефону, он уловил слова: «за речкой…». Возможно, имелся в виду Заречный?
– Что ты заладил: помните, помните… Ты хочешь сказать, что набеги совершаются из поселка Заречный, а за их организацией стоят Магомед Галаев и Лев Осипович Бирчин? – требовательно уточнил Антипов.
– Пока трудно это утверждать, – уклонился Гришин. – Возможно, имеет смысл проверить этот поселок. Вдруг там и базируется банда?
– Заречный отгорожен от района нападений высокой горной грядой, – внимательно посмотрев на карту, сказал Антипов. – Вряд ли боевики имеют крылья, чтобы с легкостью перелетать через гору туда и обратно, хотя скорость их передвижения именно об этом и говорит. Версия с поселком Заречный, товарищ майор, мягко говоря, фантастична. К тому же в непосредственной близости от него расположена воинская часть, укрепленная ротой спецназа. Так что боевиками там и не пахнет.
– Понял, товарищ генерал, – окончательно сник Гришин.
– Что вы думаете по этому поводу, Валерий Анатольевич?
– Я думаю, что вы правы, Артем Кириллович, – ответил Медведев. – Если боевики где-то и прячутся, то, на мой взгляд, в непосредственной близости от тех мест, где они проживают. Этим и объясняется то, что они мгновенно уходят от преследования. Они никуда не убегают, они просто отсиживаются по своим домам. Хорошо нам известная тактика. Днем – мирный обыватель, ночью – партизан. Я думаю, надо провести ряд жестких зачисток в той местности и провести серию арестов. Если не найдем сразу исполнителей, то выявим тех, кто им помогает.
– Зачистки непопулярны среди населения, – покачал головой Антипов, – тем более столь масштабные. Армия и спецназ, конечно, будут только рады, но как бы дров не наломать… Да и не похоже, что это местные шалопаи орудуют. Уж больно четко они действуют, точно ими руководят из одного штаба. Тут чувствуется рука опытного офицера.
– Товарищ генерал, разрешите слетать в командировку в поселок Заречный и на месте прощупать обстановку, – вставил Гришин.
– Дался тебе этот Заречный! – вскипел Антипов. – Строишь версию по одному неточно расслышанному слову. Это даже и не версия, а пустой домысел. Никуда ты не поедешь, тут надо работать!
– Слушаюсь, – опуская голову, угрюмо пробормотал Гришин.
Чувствовалось, что, несмотря на нагоняй, он остался при своем мнении.
– Ладно, я дам команду, – махнул на него рукой Антипов. – Пускай там на месте проверят твой Заречный, чтобы ты ко мне больше с ним не приставал. А пока вернемся к тому, что нам известно…
Иван Петрович Травкин был, несмотря на свои пятьдесят шесть лет, мужчина в соку. Черные волнистые волосы – мечта деревенского гармониста – были лишь слегка подернуты благородной сединой. Крепкие щеки горели румянцем, плечи были широки и прямы. А открытый пристальный взгляд выдавал человека несомненно честного и волевого, облеченного к тому же немалой властью.
Путь к этой власти был непрост. Когда-то, в начале семидесятых годов, молодой и горячий Ваня Травкин, комсомолец и активист институтского профкома, из-за хронической нехватки денег, до которых он, надо сказать, был большой охотник, решил подзаработать рискованным и не одобряемым УК СССР способом. Купив в общежитии у негров две пары джинсов по недорогой цене на заработанные в стройотряде деньги, он в субботу отправился на толкучку с невинной целью перепродать их и заработать сорок рублей – размер стипендии. Все началось отлично: первые джинсы «улетели» со свистом, по тогдашнему их дефициту спрос был отменным. Покупатель даже и торговаться не стал, и вместо двадцати Ваня получил целых тридцать рублей. Надо думать, его навар в этот день составил бы не ожидаемые сорок, а все шестьдесят рублей, если бы в дело не вмешался ОБХСС, проводивший в тот день облаву на «толчке». Ваня из жадности и по неопытности пожалел выбрасывать вторую пару, надеясь вынести ее под курткой и продать в общаге. Не вышло. Его «замели» опытные обэхаэсники, да еще и нашли покупателя с проданными джинсами, который поспешно дал показания. В общем, дело получилось громким. Благодаря заступничеству дяди, мелкого обкомовского работника, Ивана со строгим выговором в институте оставили. Но на карьере комсомольско-профсоюзного вожака пришлось поставить жирный крест, что автоматически ставило крест на жизни.
Долгие годы Иван Травкин бесцветно отсидел в конструкторском бюро, довольствуясь скучными междусобойчиками по поводу чьего-то дня рождения и опостылевшей, как зубная боль, любовницей из смежного отдела. А куда было деваться с зарплатой в сто шестьдесят и отсутствием какого бы то ни было движения вперед? Нет, он пытался барахтаться, вылезал с различными предложениями… Да куда там. Клеймо фарцовщика, красными буквами вписанное в его личное дело, висело над ним дамокловым мечом и душило на корню все замыслы. Даже кандидатскую диссертацию не позволили защитить. Такие были времена. Скорее всего, так бы и дожил он до бесславной пенсии, если бы не грянула перестройка, – вечная аллилуйя Михаилу Сергеевичу!
Иван Петрович дождался своего часа. Его старый грех неожиданно стал его основным достоинством. Как же, пострадал от системы. Хотел честно заработать денег, а из него сделали преступника. И кто? Эти подонки из комсомольской верхушки института, гребущие обеими руками все доступные социалистические блага в виде бесплатных путевок на море, квартир вне очереди и всяких премий и доплат. Иван Петрович, чувствуя праведный гнев, принялся клеймить прошлых хозяев жизни со всей горячностью и красноречием человека, долгие годы вынужденного молчать и влачить существование амебы. Но теперь он молчать не мог. Хорошо подвешенный язык, приятная, близкая народу внешность и, главное, честные глаза быстро сделали его известным политиком. Без особого труда он выиграл выборы в областной совет сначала у себя в городе, а затем с такой же легкостью перескочил в Государственную Думу. Там-то он и развернулся по-настоящему, во всем блеске проявив заложенные в него природой способности.