Роман промолчал, думая о том, что все эти ухищрения по меньшей мере смехотворны.
Но пока он соглашался на все. Главное, чтобы их наконец отпустили. И он смог заняться своими прямыми обязанностями. То есть бегать, стрелять и не умирать до тех пор, пока чувство долга не даст ему на это согласие.
– Ну, кажется, все? – спросил Кирш.
– Вы забыли о третьей вещи, – улыбнулся Роман.
– И что же это?
– Никакой слежки.
Кирш переглянулся с господами из Совбеза.
На человека в черном он старался без крайней нужды не смотреть.
– Но почему? – спросил он несколько повышенным тоном. – У нас прекрасные специалисты. К тому же вас подстрахуют. Разве это плохо?
– Ваших специалистов Крохин вычислит в минуту, – возразил Роман. – И это может привести к таким последствиям, что никакая страховка не понадобится.
– Но это против всех инструкций! – запротестовал Кирш, возмущенный тем, что его полностью отстраняют от дела, за которое он несет полную ответственность.
– Каких инструкций? – снова улыбнулся Роман.
– Наших, черт побери, инструкций! – взорвался Кирш.
Нахмурился и Роман.
– Если вы готовы сорвать операцию, еще не начав ее, то я отказываюсь принимать в ней участие. Либо вы принимаете все мои условия, либо мы расстаемся.
Он здорово рисковал, делая это заявление. Кирш мог заартачиться, и тогда – бесславный отъезд в Москву и гневный прием Слепцова, тем более праведный, что никто Роману полномочия на подобные заявления не давал. Но он видел, что Кирш загнан в угол, и решил во что бы то ни стало вытребовать освобождение от опеки, которая, он знал, будет связывать его по рукам и ногам.
Кирш колебался. На карту было поставлено слишком много, и он не мог без боя сдавать этот кон. Но и русский – он видел – уступать не собирался.
В эту нелегкую для полковника минуту на помощь ему пришел человек в черном.
– Делай, как он говорит, Йоган, – сказал он.
Он произнес это так просто, точно предлагал мороженое, и Кирш поспешно согласился.
– Ладно, – бросил он. – Будь по-вашему. Но если вы упустите Крохина, займете его место в камере.
– Идет, – кивнул Роман, напугать которого камерой, местом тихим и безопасным, было мудрено.
Таким образом, договор был заключен. Правда, устный, но все же в присутствии свидетелей, что отчасти служило утешением проигравшему по всем пунктам полковнику.
– Теперь я могу поговорить с задержанным? – официально осведомился Роман.
– Да, – сдавленно сказал Кирш. – Пожалуйста.
Он вяло махнул рукой себе за спину, где находился вход в допросную.
Крохин встретил Романа улыбкой.
– Значит, ты их убедил, – констатировал он, подбирая ноги.
– Скорее это ты их убедил, – возразил Роман, не присаживаясь.
– Остановимся на том, что мы сделали это вместе. А значит, работать в паре у нас по-прежнему получается неплохо.
Крохин встал, потянулся.
– Ну что, идем?
– Идем, – кивнул Роман.
Он первым вышел из допросной, слыша за своей спиной шаги Крохина. Ощущение было не из приятных, но успокаивало то, что они все еще находятся в здании Интерпола.
А что будет, когда они окажутся на улице?
Они сидели за столом уютного французского ресторанчика, и Крохин интимно доводил до официанта-француза на языке его родины, какое именно вино он предпочитает к камбале. Два знатока сошлись во мнении, что лучше всего подойдет «Шато-икем» урожая 2003 года, после чего Крохин переплел пальцы на животе и благодушно посмотрел на Романа.
– Да расслабься ты, капитан, – сказал он. – За все плачу я. Полковник Кирш милостиво вернул мне все мои кредитки, за что ему большое данке. Кстати, здесь готовят превосходную камбалу, не хуже, чем в Марселе, и я тебя хочу угостить, так сказать, от души.
– А что потом? – мрачно спросил Роман.
После того, как они покинули управление и Крохин притащил его в этот ресторан, Роман чувствовал себя так, будто у него на руках трудный подросток. И каждую секунду этот подросток мог либо сбежать, либо что-нибудь поджечь, либо запустить бутылкой в голову. Где уж тут расслабиться.
– Потом – суп с котом, – рассмеялся Крохин. – Ну-ну, не смотри так. Всего лишь с черепахой.
Он просто лучился весельем.
– Рад, что вырвался? – поинтересовался Роман.
– Рад, – признался Крохин. – Знаешь, ни фига там интересного нет. Немцы кормят сытно, но невкусно. Что с немчуры взять? Они и едят-то досыта всего лет сто. Где им разбираться в кулинарии. Вина не положено, а пива их гребаного я и даром не хочу. Женщину, опять-таки, не приведешь. Нет, хватит, хватит. Погостили и будет.
– Надо было тебе туда соваться?
– А как иначе я мог с тобой встретиться? Не в Москву же ехать, просить Слепцова, чтоб отпустил тебя.
Роман поперхнулся дымом.
– Так ты все это ради меня?
Крохин радостно кивнул.
– И взрыв на вокзале – тоже? – допытывался Роман.
Крохин поиграл переплетенными пальцами.
– Хочешь поговорить об этом?
– Уже говорю, – несколько раздраженно напомнил Роман.
– Мне, знаешь ли, не хочется делать лишних заявлений, – заметил Крохин. – Я и так много чего лишнего этим дуракам наговорил. Так что не обессудь, капитан, но пока я не убежусь… не убеждусь… Опять не так. Убедюсь, что ли? Ха-ха-ха, совсем русский забыл!
Роман терпеливо ждал, когда у Виктора пройдет очередной приступ веселости, и угрюмо докуривал сигарету. Кстати, Крохин, хоть и был некурящим, привел его в обычный ресторан, не подверженный охватившей мир табакофобии, за что Роман невольно испытывал к нему чувство признательности.
– В общем, – закончил Крохин, – когда я увижу, что на тебе нет никаких этих записывающих штучек, тогда, возможно, я и стану откровеннее. А пока извини, Роман Евгеньевич, помолчу. Но только об этом!
– Штучек нет, – сказал Роман. – Навесили радиомаячок, но на большее я не согласился.
– И «хвост» не послали?
Роман покачал головой.
– Верю, – кивнул Крохин. – Кому другому – ни за какие деньги, а тебе верю за просто так.
«Знаем мы ваши подходцы, – подумал Роман, стараясь не встречаться с Виктором взглядом. – Сперва напоешь, как соловей, а потом пулю в спину».
Но пока он оставлял свои соображения при себе. Играть попавшего в чужую, сложную игру простака ему было выгодно, и он не собирался до поры до времени от этой роли отступать.