– Впервые я прочитал ваши работы о русской политике в Афганистане и Средней Азии, проходя обучение в Оксфорде. Мой профессор высоко о них отзывался. – Вахид показал Белосельцеву диапазон своих интеллектуальных возможностей, предлагая вести разговор далеко за пределами повода, послужившего встрече.
– Я прочел несколько лекций в Оксфорде. – Белосельцев печально улыбнулся, словно с грустью вспоминал то время, когда был востребован и известен. При этом цепко подметил: чеченец, окончивший Оксфорд, вполне мог быть агентом английской разведки, самой умной и действенной в районах Кавказа.
– Вы давно не были в Дагестане? Я знаю, вы дружили с Исмаилом Ходжаевым. Теперь он очень важная, я бы сказал, ключевая фигура, от которой, быть может, зависит судьба региона. – Вахид двигался к нему напрямую, спрямляя углы разговора, давая Белосельцеву понять, что тот является прозрачным для умных наблюдателей, к числу которых чеченец причислял и себя. – У меня с ним тоже хорошие отношения.
– Давно его не видел, – равнодушно ответил Белосельцев, показывая чеченцу, что тонкий сигнал, означавший начало вербовки, принят им и чеченец может продолжить свой незатейливый танец.
– Русские странно ведут себя в Дагестане, словно не замечают, как закипает республика. – Вахид произнес эти слова задумчиво, размышляя вслух, с недоумением и печальной симпатией к неразумным русским. – Премьер-министр воспевает ваххабитов, при этом из республики выводятся войска, снимаются блокпосты на границе с Чечней, словно Басаева и Хаттаба приглашают к вторжению. Неужели Москва примирилась с потерей Дагестана? С потерей Каспия, Кавказа?
– Вы правы, у России нет кавказской политики, – вяло согласился Белосельцев, маскируя меланхолическим кивком свой острый интерес к чеченцу, который, казалось, читал его мысли, был посвящен в его разговоры с друзьями, мог быть элементом тайной игры Гречишникова, невидимой частью «Проекта Суахили».
– Русские поразительно ослабли как нация. Утратили государственную волю. Мужчины не хотят воевать, женщины не хотят рожать. Политикой руководят евреи, находящиеся на содержании у Америки. Церковь равнодушна к судьбе народа. Лидеры патриотических партий напоминают комнатные растения. Больной Президент – кукла в руках авантюристов. Премьер сделан из плюша, наподобие китайской игрушки. Мне больно за Россию и русских. – На узком, смуглом лице чеченца, старавшегося изобразить сострадание, невольно промелькнула брезгливость. И он встревожился, не заметил ли этой брезгливой гримасы Белосельцев, прикрыл лицо сухой ладонью, потирая переносицу гибким пальцем с серебряным мусульманским перстнем.
– России свойственно временами переживать упадок, – произнес Белосельцев, делая вид, что не желает втягиваться в дискуссию, но и не уходит от нее окончательно. Чеченец нуждался в споре, чтобы в его бурном течении, на перепаде суждений, отыскать у Белосельцева открытое, незащищенное место и войти с ним в незримый эмоциональный контакт.
– Я не сторонник войны. – Вахид прижал ладонь к сердцу, требуя абсолютного к себе доверия, изображая всем видом, что дискуссия уже началась и оба страстно ее ведут с предельной искренностью и симпатией друг к другу. – Но надо признать, что победа чеченцев в войне с Россией и фактическое отделение Ичкерии от Москвы стали возможными благодаря огромному пассионарному взрыву, который переживает чеченский народ. Мы наконец ощутили свой Космос, свое мессианство, свою национальную и религиозную сущность. У нас есть самостоятельное государство, есть деньги, есть воины, готовые жертвовать собой за ислам, есть молодая интеллигенция, способная освоить ультрасовременные достижения цивилизации, и есть сверхзадача создать новый свободный Кавказ как самостоятельный центр мирового развития.
– Кавказ не центр, а радиус. Не столица мира, а дорога к ней, – не откликаясь на эмоциональную вспышку чеченца, осторожно заметил Белосельцев.
– Признак угасания народа – это отсутствие вождя. – Вахид желал накалить разговор, поднять его до вершин метафизики, показывая себя Белосельцеву равным партнером, и одновременно поддразнивал его, побуждая перестать защищаться, совершить неосторожный выпад. – У современных народов не вожди, а наемные служащие, которые в рангах президентов вершат рутинную политику, столь далекую от деяний Магомета или Моисея, спасавших свои народы от исчезновения. Сегодня, быть может, последними в мире вождями являются Арафат, Оджалан и Масхадов. Я не вижу вождя у русских, не вижу избранника.
– Плачевное положение русского народа предопределяет появление вождя, – спокойно, почти сонно ответил Белосельцев, хотя сердце его при слове «избранник» дрогнуло и громко забилось.
– Кстати, как вы оцениваете нынешнего директора ФСБ? Так мало о нем известно?
Это было прямое приглашение Белосельцеву доверять ему. Указание на то, что и он, Вахид, включен в «Проект Суахили». Является одним из его ответвлений. Участвует в продвижении Избранника. И только не ясно было, всецело ли принадлежит он проекту, либо, подобно Белосельцеву, ведет самостоятельную разведку и поиск.
– Он возник из сумрака, где разведка держит своих выдвиженцев. И вернется обратно в сумрак, если того пожелает разведка. – Белосельцев отделался незначащей фразой, не подпуская близко к себе экспансивного, изощренного чеченца. Желал лишь выявить линию, соединяющую оксфордского горца с Астросом, отдавшего Шептуна в руки Арби, и с Гречишниковым, которому понадобилось прислать его, Белосельцева, на связь с резидентом чеченцев.
– История с генералом Шептуном очень досадна. – Глаза Вахида стали круглые, черно-золотые под сросшимися бровями, как у вещего зверя, умеющего читать человеческие мысли. – Арби Бараев неуправляем, на него нет управы даже у Шамиля Басаева. Но мы поможем русским коллегам, тем из них, кто имеет заслуги перед чеченским народом. Пожалуйста, передайте господину Гречишникову кассету, где, по-моему, генерал Шептун подтверждает, что он жив и здоров. Кланяйтесь господину Астросу. Иногда его телеканал передает программы сомнительные с точки зрения исламских ценностей, но его вклад в нашу борьбу колоссален, и мы относимся к нему как к брату. – Вахид отошел к столу, достал видеокассету, вложил ее в бумажный конверт. Вернулся и протянул Белосельцеву. – Теперь мы станем видеться, не так ли? Надеюсь, вы не откажете мне в удовольствии отужинать с вами?
– Было приятно познакомиться. – Белосельцев принял кассету, с удовольствием всматриваясь в густые брови, проходившие над глазами чеченца сплошной бахромой черного меха. – Я знаю, как вас найти.
И покинул маленькую военную крепость в центре Москвы, замаскированную под ампирный особнячок. Уносил кассету и визитку, на которой драгоценно переливалась голографическая росинка.
Как было ему наказано, он отправился в «Фонд» на Красную площадь, и пока подходил к подъезду, храм Василия Блаженного, как тяжелый букет, наклонил свои головы, сыпал на него лепестки вянущих георгинов, пионов, подсолнухов. В кабинете, куда он вошел, находились Копейко, Зарецкий, Гречишников. Воззрились разом, нетерпеливо, отставив поднятые коньячные рюмки.
– Что передал нам этот абрек с дипломом английского бакалавра? – Гречишников тянул к Белосельцеву руку. – Кстати, знаешь, что он участвовал в похищении англичан из миссии Красного Креста, после чего их головы, похожие на срезанные ананасы, были выставлены на обочине шоссе Шали – Гудермес. Он тайно ведет переговоры с государственными структурами, занятыми торговлей оружием. За наличные покупает для Масхадова гранатометы и автоматы. Недавно приобрел два самоходных орудия, новеньких, прямо с завода. Так что он нам предлагает?