— А ты действительно со ШТАЗИ сотрудничал?
— Сильно сказано — «сотрудничал»! Так, подписку дал, чтобы за границу можно было ездить. А кто не давал? Некоторым повезло, их личные дела сгорели, когда тут государственные учреждения штурмовали. Ну а я, вот… — он развел руками.
— И чем сейчас занимаешься?
— Газеты по утрам развожу. Все бы ничего, да вставать очень рано приходится.
Конечно, бывший журналист лукавил и всей правды о своем прошлом не говорил. Как бы его Симонов в свою группу завербовал, не будучи осведомлен о темных делишках, в которых Борис был наверняка замешан? Но это Евгения совершенно не касалось. В советские времена куча работников периодики и даже очень известных являлась штатными сотрудниками КГБ. Ну и что? После развала СССР они продолжали точно так же вещать на газетных страницах и с экранов телевизоров. Только если раньше копались в помойках Нью-Йорка и общались с деклассированными элементами, то теперь стали описывать небоскребы Манхеттена и жизнь миллионеров.
Допив пиво, Евгений сходил в ту комнату, которую штурмовал немец. Человек, лежавший там на постели, так и не успел с нее встать. Борис пристрелил его, не раздумывая. И хорошо, что не раздумывал, потому что из-под подушки торчала рукоятка пистолета. Хозяин квартиры, а это, судя по всему, был именно он, просто не успел достать оружие.
На столе лежал ноутбук, и Евгений прихватил его с собой — вдруг пригодится. Наскоро проверил ящики шкафов, заглянул под кровать. Ничего интересного. Потом он точно так же обыскал комнату, в которой ночевала бабушка. Отметил, что постель ее была двуспальной, а значит, тот, кого пристрелил Симонов, ночевал со своей подружкой. Надо же: старички-старички, а спят вместе. Любовь до гроба… Кто же они такие?
В кармане куртки, висевшей в шкафу, он обнаружил паспорт на имя Карлы Хауф, гражданки Федеративной Республики Германии, сорокового года рождения, записную книжку.
Заглянул в комнату, где Симонов допрашивал старушку. Бабушка… Да какая там бабушка! Вполне молодая женщина сидела перед Алексеем Васильевичем и что-то бормотала в подставленный диктофон. Причем бормотала по-русски!
Симонов, распаренный, без куртки, с закатанными рукавами рубашки, зло оглянулся на Евгения.
— Чего тебе?
Миронов молча протянул свою добычу. Симонов мельком глянул, бросил паспорт и записную книжку на стол, положил ноутбук.
— Потом, потом… Все? Свободен!
Евгений вышел, успев заметить, что на полу валяется одноразовый шприц. Все ясно, вот почему эта женщина так покорно выкладывает противнику свои секреты. «Сыворотка правды»! Ну что же, на той войне, в которой они сейчас участвуют, все средства хороши. Здесь не действуют никакие конвенции, и о правах человека вспоминать не стоит.
Симонов появился на кухне примерно через полчаса. Отобрал у Бориса только что открытую бутылку пива, жадно припал к горлышку. Потом, отдышавшись, сказал:
— Все, ребятки, здесь нам делать больше нечего. Сейчас будем сваливать. Быстренько уберите за собой. Теперь второй этап нашей операции. Женя, твой человек все еще на площади?
— А откуда вы знаете? — удивился Евгений. Насчет Пашиного дежурства он Симонову ничего не говорил.
— Работа у меня такая — все знать! — оскалился Симонов. — А если честно, то мой человечек там тоже наблюдает. Только что звонил — все спокойно. Так что снимай своего часового и отправляй домой. Пусть отдыхает. Может быть, на днях понадобится.
Представляя, каким это будет ударом по самолюбию Паши, Евгений набрал номер.
— Сидишь?
— Сижу… — голос Шнайдера весело не звучал. Надоело, видимо. А он как хотел? Чтобы все и сразу? И перестрелки тебе, и погони? И чтобы непременно победителем выйти? Фигушки, так в серьезных делах не бывает!
— Докладывай!
— Нечего докладывать! Околачиваюсь тут, как сторож какой-нибудь! Ничего не происходит. Темно уже. Там в окнах свет горит. Но за шторами никого не видно.
— Ну и отлично, значит, ничего страшного не случилось. Отправляйся домой. Тебя уже страхуют, можно отдохнуть. Да и Мартина, наверное, заждалась.
— Как домой?! — возмутился Паша. — А дело?
— Дело отменяется, — соврал Евгений. — Переносится на более поздний срок.
— На ночь, что ли? — не понял Паша. — Так я могу подождать.
— Нет, не на ночь, — успокоил Миронов. — На завтра или на послезавтра. Сегодня можешь спать спокойно.
— Ну… ладно, — разочаровано согласился Паша. — А тебе точно сегодня помощь не нужна?
— Точно, точно! — рассмеялся Евгений как можно более искренне. — Я позвоню, когда потребуется. Спокойной ночи!
— Ну а у нас спокойной ночи не предвидится, — сказал Симонов, доставая из кармана еще один листок бумаги. — Предупреждаю, второй этап сегодняшней операции будет посложнее первого. Там аж пятеро мордоворотов окопалось. И все вооружены. Спят посменно, кто-то постоянно начеку. Нас будет всего четверо, но на нашей стороне фактор внезапности. Валить всех. Кроме, как и тут, одного. Они мало что знают, но вдруг… Никакой жалости, нас при случае тоже не пожалели бы. Уяснили? Теперь смотрите внимательно…
Квартиру после налета покинули быстро и без шума. В щель приоткрытой двери, уходя, Евгений успел заметить, что женщина, которую перед тем допрашивал Симонов, сидит по-прежнему на стуле, свесив голову, и не шевелится. Никаких сомнений в том, что с нею стало, Миронов не испытывал. Как и жалости. К площади подъехали на «фольксвагене» Миронова.
Сама соборная площадь освещена не была. Только вдоль домов по ее периметру горели уличные фонари. Когда они приблизились к своей цели, со стороны группы старых лип, что уместились на краю площади, дважды мигнул фонарик. Это сигналил дозорный Симонова. Оставив Евгения и Бориса за углом, чтобы лишний раз не светились, Алексей Васильевич пошел к нему. Минут через пять фонарик замигал снова. Теперь подзывали их.
Новый соратник по-русски говорил плохо. В темноте Евгений не очень его разглядел, но выглядел этот агент крепким мужчиной примерно того же возраста, что и Алексей Васильевич. Доклад свой он Симонову уже сделал, и теперь тот принялся отдавать распоряжения.
— Там, как я и говорил, — пятеро. Плана квартиры у меня нет. Придется действовать экспромтом. Можно только предположить, что женщину держат в отдельной комнате, там, где он, — кивок в сторону Евгения, — рассмотрел знак на стекле. При ней, скорее всего, один охранник. Остальные в других комнатах. Хайнц, — теперь уже кивок в сторону дозорного, — утверждает, что там все комнаты проходные, а основная дверь квартиры выходит на отдельную лестницу, ведущую во двор.
Сейчас мы просачиваемся в этот двор, двое поднимаются наверх и открывают дверь. Остальные их пока прикрывают, потом поднимаются тоже. Вот тут кое-что есть для штурма.