В половине одиннадцатого мы собрались за праздничным столом.
— Хорошо сидим, — признал Антон, когда разлили по первой.
— Не то слово. — Согласился Витя, прикончив залпом пол кружки лимонада. — Так бы и на воле — стол, не то чтобы ломился от деликатесов, но приятно радовал глаз: колбаска, сыр, ветчина, рыбка, печенье, конфеты и аж две литровые бутылки лимонада «Дюшес».
— За волю! — я бросился наливать по второй.
— Не части! — строго сказал наш старшой, отнимая у меня бутылку. — Закусывай.
За пять минут до начала речи президента, Виктор встал и сказал несколько слов и, честное слово, они легли ближе к сердцу, чем дежурные слова первого лица государства. Да и потом, тот-то был на воле, а наш, внутрикамерный избранник и гарант, с нами.
— И чтобы все оставались людьми, — под бурные аплодисменты присутствующих, закончил он.
— Присоединяюсь! — заявил Антон.
— Ура! — заорал я, а за мной и все остальные. Лимонад ударил в голову не хуже шампанского, стало весело. — С новым годом, с новым счастьем! — как будто, нам всем было мало старого.
Рождество, старый Новый год, песни и пляски народов мира, до боли знакомые и слегка надоевшие личики на телеэкране… Мало-помалу празднование превратилось в тяжкий труд, мы с Витей даже слегка заскучали. Захотелось перемен и общения, пусть даже, в форме допроса. Антону скучать было некогда, он по-прежнему был весь в делах и только время от времени возвращался в реальность, чтобы поесть, попить или в очередной раз сообщить нам, что он последняя бездарь или, наоборот, просто гений.
В ночь с четырнадцатого на пятнадцатое меня разбудили.
— А? — башка совершенно не соображала, накануне мы с Витей, зацепившись языками, проболтали часов до двух.
— Проснулись? — театральным шепотом спросил Антон. — Я, кажется, понял.
— Что ты понял, изверг? — старшой провел ладонями по лицу и зевнул.
— Насчет блока.
— Какого еще блока?
— Ну, из-за которого я здесь. Я теперь знаю, каким он должен быть.
— Во-первых, ты здесь не из-за блока, а по собственной дурости, — Витя встал и направился к холодильнику. — А, во-вторых, какого черта ты нас разбудил?
— А кого еще? — недоуменно ответил тот. — Я, между прочим, сделал открытие.
— Слушай сюда, ботаник, — Витя достал из холодильника бутылку с остатками лимонада, подошел к столу и разлил по кружкам. — Если. Еще. Один. Раз. Такое. Повторится. Мамой клянусь, заложу кому надо, в тот же день будешь на воле.
— Как же так? — Антон сделал вид, что до смерти напуган. — Нельзя мне туда, дяденька, у меня еще месяца на два работы.
— Тогда, за науку, — мы чокнулись, допили холодный, выдохшийся лимонад и отошли ко сну. Мы, это я и Витя. Наш юный гений до утра шлялся по камере, задевая предметы.
Счастье — это когда не нужно врать, что тебе хорошо.
(Очень мудрая мысль)
— Хреновые у вас дела, Коваленко — сказал тучный дядька в белом халате.
— Неужели? — изумился тот.
У Игоря полетел мениск на правой ноге. Сначала, вроде, ничего страшного, играл в футбол, подпрыгнул за верховым мячом, а когда приземлился, что-то хрустнуло в правом колене. И сразу же стало больно и как-то некомфортно.
Как каждый по-настоящему здоровый человек, он не обратил на все это особого внимания. Повалялся денек дома, проохался и все, вроде, прошло. А через неделю проснулся и на тебе: правая нога прямая как палка, болит и не сгибается. Пришлось идти сдаваться врачам.
— Разрыв мениска, — сообщил управленческий эскулап, выписывая направление в госпиталь. — Не ссы, это лечится.
— Как лечится?
— Элементарно, отрежут ногу, и будешь, как новенький.
— Что отрежут?
— Шучу, просто разрежут и зашьют. Да, не волнуйся ты, ничего страшного, через пару месяцев побежишь быстрее ветра.
— Все бы вам резать, — недовольно проворчал пострадавший. Из-за этого проклятого мелкого хрящика накрывался медным тазом долгожданный летний отпуск. Теперь вместо пляжа в Крыму придется валяться на койке в палате. Спросил с внезапно вспыхнувшей надеждой: — А само оно не пройдет?
— И не мечтай. Надевай штаны и на выход.
Первые дни в госпитале прошли, как всегда, в осмотрах и сдачах анализов. Чем хороша военная медицина, так это тем, что любого, загремевшего в ее объятия, пусть даже с самой незначительной болячкой, обязательно всесторонне проверят, осмотрят, прослушают, попросят открыть рот и внимательно заглянут вовнутрь. Чтобы, не теряя времени даром, вылечить все и сразу.
— Коваленко И. А. — записал в журнале врач, толстенный краснолицый мужик. — На что жалуетесь?
— На размер денежного содержания, — буркнул Игорь. Все эти скачки по кабинетам успели его достать до самых печенок.
— А как у вас с мотором, больной?
— В смысле, с сердцем?
— Именно.
— У меня его нет.
— Все так думают, — с профессиональным цинизмом заметил врач. — А потом выясняется, что все-таки есть. Раздевайтесь, ложитесь. — Медсестра присоединила к телу болезного какие-то датчики. Негромко зажужжал приборчик на столе, из отверстия полезла бумага. — Готово, одевайтесь.
— Зачем это, доктор? Нас же на службе каждый год проверяют.
— Как, зачем? — изумился тот. — Тебя же резать будут. А, вдруг, мотор не выдержит. Нет, нам уголовные дела без надобности.
— Спасибо, утешили, — и похромал на выход, опираясь на палочку.
На следующий день за ним пришли. На сей раз его доставили в кардиологию на каталке.
— А вы говорили… — непонятно чему обрадовался давешний врач, тучный дядька в не совсем свежем халате. — Хреновые у вас дела, Коваленко.
— То есть?
— И сердце у вас, оказывается, есть и не такое уж оно и здоровое. Здесь, — он показал на себе, — часто болит?
— Что-то не припомню.
— Давайте-ка припоминайте, шутки кончились. Где болит, как часто, как болит?
— То есть?
— Жжет, колет или еще как. Раздевайтесь, ложитесь. — Игорь, как и в прошлый раз, прилег на диван. — Сейчас вам сделают повторную кардиограмму, но я уже сейчас знаю…
«Приплыли, — молнией пронеслось в голове. — «И что теперь?» Стало грустно.
— Постойте, доктор, так у меня ни разу там не болело. У меня вообще ничего не болит.
— И так бывает. Живет себе человек и думает, что все у него в порядке, а потом, когда в морге вскроют, то понять не могут, как он, вообще, столько лет прожил. Да, загнали вы сердчишко, Иван Алексеевич.