— Я не Иван Алексеевич.
— И так бывает… Подождите, вы — Коваленко И. А.?
— Верно, но только Игорь Александрович.
— Семьдесят четвертого года рождения?
— Точно.
— Капитан?
— Подполковник.
Врач достал из стопки на столе две медицинские книжки, извлек из каждой бумажные ленты и принялся их рассматривать. Потом взял ленту с новой записью сердечных дел Игоря, внимательно изучил. Покрутил головой и крякнул:
— Свободны.
— Так что у меня с сердцем, доктор?
— Порядок, — вот так и случаются инфаркты на ровном месте, — можете идти.
— Разве меня не отвезут?
— Боюсь, что нет. Каталка нужна для других больных.
— Черт, я даже палку не прихватил.
— А вы, не торопясь, потихоньку.
До операции, кстати, дело не дошло. Из командировки вернулся начальник отделения травматологии, юркий коротышка с ручищами не по росту. Он разобрался с Игорем быстро и решительно.
— Все бы им резать, — заявил он, разглядывая рентгеновский снимок, — разрыв какой-то придумали.
— Что будем делать, доктор?
— Сейчас увидите. Снимайте штаны, садитесь. Будет немного больно, — и, вдруг, вцепившись железными пальцами в колено, с нечеловеческой силой его сжал.
Больно стало так, что Коваленко рванулся и попытался выпрыгнуть в форточку. Не получилось, потому что его по-прежнему держали за ногу.
— Уф-ф, ой, ну, блин.
— Вот и все, а вы боялись. Встаньте — он встал — Попытайтесь присесть, — попробовал, получилось, правда, немного.
— Это все?
— Ну да. В понедельник — на выписку. Через недельку-другую расходитесь.
— Спасибо, доктор!
— Обращайтесь.
В тот год Игорь все-таки съездил в отпуск к морю, а колено с тех пор ни разу его не потревожило.
Что касается сердца, то оно-таки его прихватило. Через год, когда погибли трое бойцов его подразделения. А, может, это была душа, ведь, есть же у человека душа, и порой она просто обязана болеть.
— Але, вы меня слышите?
— Да.
— Это я, Дмитрий Степанович, с Кожуховской.
— Здорово, дед, чего звонишь-то?
— Вы тут вашего дружка разыскивали, так вот, он вернулся.
— Точно, ты его видел?
— Видеть не видел, а свет вчера в окошке горел.
— Ну, молодец, дед, спасибо тебе.
— Спасиба на хлеб не намажешь и в стакан не нальешь. Вы мне денег обещали.
— Обещали, значит, дадим.
— Когда, интересно?
— Завтра заеду, брошу тебе в ящик, — говоривший закончил разговор и тут же принялся набирать номер. — Привет.
— …
— Он вернулся.
— …
— Завтра так завтра.
Вам ни разу не доводилось выходить на свободу? Нет? Тогда, добрый вам совет, попробуйте хотя бы разок. Уверяю, впечатление останется на всю жизнь.
Меня выпнули на волю в середине марта. Пятнадцатого числа в семнадцать пятьдесят три по местному времени. Специальный следственный изолятор номер один по Российской Федерации не пожелал больше предоставлять кров и стол обычному мелкому хулигану, то есть мне. Я не стал настаивать, оделся в принесенное господином Тищенко все новое и гламурное, поправил кашне на шее и вышел вон.
Столица нашей Родины город-герой Москва встретила меня солнышком и легким морозцем. Глупо улыбаясь, я вдохнул слегка загазованный воздух свободы и тут же опьянел. Из припаркованной неподалеку машины выскочили трое и с воплями набросились. Меня тискали, обнимали, жали руки, лупили по спине и бокам. До поцелуев в десны дело не дошло, в нашем подразделении проходят службу исключительно гетеросексуалы.
Сергей Волков вылез из джипа и вразвалку подошел к нашей живописной группе.
— Хорош! — оглядел меня со всех сторон, поправил задранную на затылок куртку — Определенно, хорош.
Меня взяли под руки и поволокли к машине, я не сопротивлялся и даже поджал ноги.
— Игорь Александрович! — некто в штатском, выйдя из-за джипа, остановился в паре шагов от нас — Одну минуту. — Строгое черное пальто, шапка-ушанка, портфель. Остроносое личико с несмываемой печатью принадлежности к сферам. Кого же это он так мне напомнил? Точно, того самого орла, который брезгливо увольнял меня из родной конторы. Да что там напомнил, прямо брат-близнец какой-то, только самую малость помоложе.
— Да.
— Вам придется проехать со мной.
— Опять на нары?
— Ну, что вы, — он тонко улыбнулся: — Просто вас хотят видеть, — и весомо добавил: — Срочно.
— И кто же это так без меня соскучился? — лениво поинтересовался я, хотя и так все было ясно.
— Вам все объяснят, — любезно ответил он. — Пройдемте к машине — И, точно, за волковским джипом скромненько притулилась скромная черная волжанка с частными номерами. Конспирация, мать ее ети.
— Видите ли, дружище, — я приобнял за плечи Деда с Сироткой. — Сейчас я немного занят, давайте встретимся на неделе.
— Вы не понимаете — не замечали, что эта фраза в устах чиновников звучит как «м…ак ты…б твою мать» — Михаил Ильич распорядился…
Как я посмотрю, подрос Мишенька Дворецков, заматерел, порученцев завел. Только, при чем тут я?
— Передайте полковнику…
— Генерал-майору. Игорь Александрович, прошу вас, проявите сознательность и не заставляйте меня…
— Применить силу, — догадался Берташевич и заныл жалобно: — Умоляю, только не это!
— Передайте генералу, что я заеду к вам завтра в любое удобное ДЛЯ МЕНЯ время.
— Все понял? — приобнял заскучавшего порученца за плечико Шадурский. — У человека по плану банкет с друзьями, — слегка придавил его рукой и ласково продолжил: — Так и передай шефу, Коваленко все понял и обязательно к нему заглянет. На неделе.
Мы уселись в машину и принялись ждать Киру. С ним все было не так просто. Последний из работающих с ним следователей, то ли по причине спонтанно возникшей личной неприязни, то ли из соображений элементарного сволочизма, распорядился перевести его в камеру к двум гражданам Сьерра-Леоне. Посланцев черного континента накануне повязали на таможне в аэропорту, как следует досмотрели и обнаружили зашитые в ширинки брюк алмазы. Оба тут же заявили, что камушки видят впервые в жизни, а брючата прикупили на вещевом рынке накануне вылета. Непонятно почему, но им не поверили и завели дело.