– Поздравляю, – проскрипела она, как старуха.
– Маш, Маш, погоди! Я не то хотел сказать! – заторопился Вовка. – Ты все не так поняла, Маша!
И она увидела, словно воочию, его мгновенно вспотевшие виски с прилипшими редкими волосками, бегающие глазки, его руки, судорожно перебирающие на столе все, что попадается.
Нет, она точно не хотела от этого человека ребенка. Никогда не хотела. Потому и не помнит, чтобы они о нем мечтали.
– Володя, не будь смешным, – хмыкнула она, подбирая с пола оброненные вещи и входя в ванную. – Да, и на развод я подам сама. Все расходы по процессу за мой счет. Тебе есть где жить?
– Да, на квартиру не претендую, не волнуйся, – пробубнил он не очень внятно. И тут же добавил с ехидцей: – Хотя и мог бы по закону и по совести.
– Мог бы.
– Не буду, Маш. – Он вздохнул. – Ты прости меня, если что.
– Прощаю. – Ей вдруг так сильно захотелось заплакать, что она прикусила до боли губу. – И ты меня прости, Володя. Я старалась.
– Я знаю. Просто ты не можешь по-другому. А я не могу так. Н-да… – протянул он и невесело рассмеялся. – Интересное у нас с тобой получилось расставание. По телефону! Кому скажи, не поверят!
– А ты не говори.
– Не скажу. Ладно, Матрешка, счастья тебе. – И Вовка не был бы Вовкой если бы не спросил: – У тебя кто-нибудь есть?
– Есть, – вспомнила тут же Маша утренний затянувшийся поцелуй и отключила телефон.
Она приехала на работу почти к обеду. Рассеянно поздоровалась с секретаршей, у которой вдруг обнаружились зареванные глаза. Так же рассеянно пожалела ее, скрылась в кабинете и целых пять часов, оставшихся до конца рабочего дня, старательно делала вид, что работает.
Она ни черта сегодня не видела и не понимала! В такой день не до финансового состояния фирмы! Сегодня столько всего случилось.
Была бы жива Зойка, она бы тут же позвонила ей и сказала:
– Зизи, милая, нужно срочно увидеться! Сегодня столько всего случилось!!! – И на ее липкую приставучесть непременно ответила бы: – Утром меня обнимал и целовал один мужчина. И мне это нравилось! Часом позже меня бросил другой. И это меня не расстроило!..
Да, подруги ей ужас, как не хватало. И мать, и сестра, и подруга. Зойка была всем в одном лице. Будь она жива, она тотчас бы разобралась с пропавшим временем, вычислила бы того, кто напал на отца Маши.
Зойки нет. Теперь разбирается Шпагин. Со всеми делами сразу. А попутно еще он ее целует. Обнимает. Как он вообще посмел лечь с ней спать, бессовестный?!
– Так дрова все прогорели, Маш, и ты бы замерзла, и я. В доме холодновато стало. Будить тебя было жаль. А что? Что-то не так?
– Все так, – кивнула она.
А про себя добавила: за исключением того, что она теперь все время смотрит на его рот. И ждет чего-то удивительного и нежного, чего-то очень сильно смахивающего на его утренний поцелуй.
В конце рабочего дня случилось очередное странное недоразумение. С вахты позвонил охранник и попросил ее подойти.
– А в чем, собственно, дело?
Маша решила идти сразу с сумкой, возвращаться сюда потом за ней, тратить время, заставлять Шпагина ждать. Зачем?
– Так что за проблемы, Витя? – вспомнила она, как зовут охранника.
– Тут вас срочно требуют.
– Кто?
– Из полиции! – Витя понизил голос до благоговейного шепота.
Шпагин? Чего это он комедию ломает? Договорились же встретиться на улице. Зачем лезть в помещение, да еще разговаривать с охранником?
– Сейчас спущусь, – пообещала Маша, осмотрела кабинет, щелкнула выключателем.
Надеяться на секретаршу не приходилось, она сегодня полдня была сама не своя. Может, случилось что? Надо было поинтересоваться, посочувствовать. Не нашла вот времени, а теперь совесть гложет.
Маша не пошла по лестнице, вошла в лифт, потому что в лифте было зеркало. Свидание со Шпагиным, как бы оно ни вуалировалось, требовало хотя бы причесанных волос. Она выхватила из сумочки щетку и быстро прошлась по волосам. Но стало только хуже – кудряшки распушились, разметались, прилипли к расческе, и из лифта она вышла в наэлектризованном облаке волос. Сердитая вышла, неулыбчивая. А тут еще вместо Шпагина у турникета толстый пузатый и совершенно незнакомый ей мужчина.
– Здрасте. – Он наклонился ровно насколько, насколько позволял ему его живот. – Мария Сергеевна?
– Здравствуйте, совершенно верно, Мария Сергеевна, – представилась она и уставилась на мужчину с подозрением. – С кем имею честь говорить?
– Говор, – он пожевал губами и нехотя добавил: – Иван Сергеевич. Следователь по особо важным делам.
– Ух, ты!
Маша напряженно улыбнулась, миновала турникет. Протянула руку, про себя загадав, если пожмет – ничего страшного. Если нет – то дела ее плохи. Ей, скорее всего, поменяли следователя. Был Шпагин, теперь вот этот неряшливый, толстый дядька. Которому точно плевать на ее внешность. И который точно не станет заниматься поисками убийц ее подруги. И того, кто напал на ее отца.
Этот… Этот станет нападать именно на нее. Ишь, как Витю раздухарил. У того аж лицо сделалось красным.
– Можем поговорить где-нибудь?
Дядька с толстым животом в неряшливом джемпере совершенно не походил на следователя. На любителя дворового домино – да. На грузчика из соседнего магазинчика – может быть. Но на следователя нет, никак. Может, розыгрыш? И она потребовала у него документы. Тот предъявил. Все точно, без подвоха.
– Может, на улице? – спросил Говор, ни по тону его, ни по выражению лица невозможно было понять, сердится он или нет по поводу такого приема. – Там замечательно после вчерашнего дождика.
Выходить с ним и говорить на улице Маше не хотелось. Может, Шпагин уже приехал за ней? Или пришел? И торчит теперь где-нибудь под окнами офиса. А вдруг с букетом? Конфуз…
– Давайте лучше здесь поговорим.
Маша увлекла его в дальний угол вестибюля. Усадила на мягкий стул. Дядька был очень толстым. Но ничего, уместился с тяжелым кряхтением. Попытался сцепить пальцы на животе, не вышло. Руки коротки.
– Итак, Иван Сергеевич, я вас слушаю. – Маша уселась напротив, очень удачно поставив стул так, что солнце из окна светило ей в спину.
– Тут такая история… – он уперся ладонями в сиденья двух других стульев, чуть качнулся, глянул на нее исподлобья. – Пришла ко мне с жалобой одна женщина.
– На меня?! – Брови Маши выгнулись дугой.
– Нет, нет, что вы! – фальшиво рассмеялся следователь.
Девушка ему точно не понравилась. Слишком красивая, слишком уверенная в себе, слишком опрятная и нарядная. Он заметил, не дурак, как она смотрела на него и брезгливо плечиками подергивала, будто он со свалки городской только что выполз. Ну да, прокурен. Ну да, от лосьона, которым брызгался утром при бритье, уже и следа нет. Ну да, джемпер еще вчера следовало постирать. И что с того?! Презирать его за это следует уже с первого взгляда?!