Из всей банды, пытавшей девушек и снимавшей видео их мучений, в живых остались только Улоф — Белый Медведь и Маргит. Был еще один, но он почти сразу скончался от ранений, полученных при штурме «сказочного домика». Эти двое остались целы только потому, что мы их незадолго до штурма умудрились связать.
Сейчас я, вспоминая огромного Белого Медведя, сама не могла поверить, что мы с Улофом справились, да и Маргит не из слабых… Просто так получилось, я от отчаяния попыталась повторить трюк Джеки Чана, ударив Белого Медведя ногой в скулу. Кто мог ожидать, что получится? В тот момент он открыл рот, чтобы в очередной раз обругать меня, челюсть из‑за удара съехала на бок, а сам Улоф, не ожидавший столь крутого нападения, грохнулся на пол и доломал то, что не смогла моя нога. И вот теперь лежал в ожидании второй операции на пострадавшей челюсти. Я знала, что этот паразит успел пожаловаться на меня инспектору Вангеру, но жалела только о том, что не задушила урода или не свернула ему шею прямо там, еще находясь в плену. Не до того было.
Бритт, услышав о том, каким образом мне удалось одолеть верзилу, на голову меня выше, визжала от восторга и требовала продемонстрировать удар еще раз.
— На ком, на тебе? Не гарантирую, что обойдется только челюстью, я нечаянно могу попасть куда угодно.
— Как у тебя получилось, ну как?!
Я сама не знала как. Нечаянно. А еще в случае смертельной опасности и от отчаяния получается такое, на что даже в самых наглых мечтах не решишься.
Неужели Маргит совсем рядом с Верой? Представляю, как тяжело бедной девушке знать, что и эту гадину выхаживают. Я, как честный налогоплательщик, категорически не согласна, чтобы в том числе за мой счет лечили наркоманку, повинную в мучениях и смерти других. Скольких она запытала? Мы даже не знаем, может десятки. Освенцим на дому. СС. Гестапо. Выдернуть бы ей все трубки, пусть подыхает. Гуманность тоже не должна быть беспредельной.
— А ты к ней в палату не ходила или туда не пускают?
— Не пускают, но я ходила. Она вся… — Вера делала знаки, показывая, что Маргит обвешана проводами.
— Под капельницей?
— Да. Она колола наркотики. Здесь не колют. Ей… смерть… может быть…
— Хорошо бы!
Я могла представить, как хотелось Вере, столько боли и пыток вынесшей от Маргит, задушить ее прямо здесь в госпитале. У меня и то руки чесались отправиться туда и прикончить эту дрянь!
Вернулась Бритт и сообщила примерно то же: в палате, у которой сидит охранник, лежит Маргит.
— Хочешь, ты его отвлечешь, а я зайду и придушу ее?
— Ты совсем рехнулась?! Ну‑ка, пойдем отсюда, пока ты не отправила на тот свет всех неугодных пациентов!
Быстро распрощавшись с Верой, я потащила неугомонную подругу подальше от палаты Маргит. Может, Бритт и не убила бы ее, но точно попыталась выжать нужную информацию о том, кто такой Хозяин, как они называли главаря банды. Меня почти не били и совсем не пытали, оставляя на десерт для Хозяина. Большая честь быть замученной этой мразью, но я не оценила столь высокого доверия, врезала Улофу, помогла связать Маргит, а потом мы удрали через черный ход. Конечно, если бы не инспектор Вангер с полицейскими, не Том с его ребятами, не Лукас, сообразивший, откуда я ему звонила, использовав телефон Улофа, и, будем честны, не Ларс, предоставивший помощь и собственный вертолет, даже удрав, мы бы погибли, деваться‑то с острова некуда, а найти беглянок на небольшом клочке суши не составляло труда. Да, я еще забыла прекрасного пса Боя, который принес от меня весточку в замок Ларсу и остальным.
Вот это все Бритт пропустила! Она валялась с температурой, пока я задыхалась от вони в подвале, зализывала свои раны и, как могла, бинтовала раны девушек, потом выслушивала сентенции Маргит, живописавшей, что с нами всеми будет, демонстрировала Улофу свое умение драться ногами и после побега дрожала от холода и ужаса вместе с девчонками в сарае, ожидая либо спасения, либо гибели.
Одно упоминание имени Маргит способно ввергнуть меня в депрессию. Из‑за этой твари я пережила самые тяжелые минуты в плену. Она показывала уже снятые пытки предыдущих жертв, нарочно подробно рассказывала о зверствах, чтобы мы начали бояться заранее, она била Веру и ее подруг, она заправляла всем этим террариумом уродов. Правда, был еще Хозяин, он намеревался лично замучить меня перед камерой и отправить запись Ларсу.
Разве может не испортиться настроение при упоминании этой дряни? Я случайно осталась не переломанной, не порванной и вообще живой. Конечно, в этой случайности прежде всего заслуга наша с девушками, но героиней я себя не считаю. Когда у человека нет выбора, он способен творить чудеса.
Я понимала, что теперь отделаться от воспоминаний, которые старательно гнала от себя, не смогу еще долго. Погуляли по Седермальму, называется…
— Смотри, твоя инспектор, — кивнула Бритт, — видно, тоже к Маргит пришла.
Нам навстречу действительно шла Фрида Волер, помощница Дага Вангера, следователя, ведущего дело о банде. Вангера я терпеть не могла, а вот к Фриде относилась с симпатией.
— Откуда вы здесь? Кто‑то лежит в госпитале?
— Мы были у Веры… Это девушка, которая…
— Я помню, Линн. Я заходила к ней как‑то. Вера идет на поправку, Тине вправили челюсть, а Марию и вовсе уже выписали.
— А вы?.. К Маргит? — Бритт не смогла промолчать.
Волер почему‑то смутилась:
— Нет, просто знакомая… знакомая…
— А…
Распрощавшись, мы двинулись прочь. Господи, неужели наступит благословенный день, когда я забуду весь этот кошмар?! Дожить бы… Кажется, тени из подвала окружили меня на всю оставшуюся жизнь, изменили ее и покидать не намерены. Я хочу, очень хочу забыть тот подвал, но он вторгается в мою жизнь ежеминутно.
Возможно, прошло слишком мало времени, все еще наладится, но я точно знаю, что уже никогда не будет таким, как прежде.
Наверное, мы бы просто посидели в «Гилдас Рум» и отправились домой, потому что уже основательно устали, не встреться нам фру Сканссон. Фру Сканссон это особая песня, она наша бывшая соседка, встречи с которой следовало избегать любым способом, вплоть до совершенно неуважительного. Сканссон обожает жаловаться, ей все равно на что и кому, а потому все соседи пролетают мимо пожилой женщины со скоростью экспресса, что тоже вызывает жалобы фру.
Вообще‑то, она фрекен, но подчеркивать девичество престарелой дамы не следует, потому фру. Сама она считает, что достойного ее «да» не существует, был один много‑много лет назад, но с тех пор мужчины так изменились… Хуже всего, что они постарели! То есть те, что являются одногодками фру Сканссон, постарели явно. И вообще, по ее мнению одногодки понятие неправильное, для мужчин время течет как‑то иначе, у них появляются залысины, потом лысины, потом и вовсе дряхлость… А у фру Сканссон? Да, конечно, морщины есть, и волосы поседели, и ходит она уже не так легко, но это мелочи! Разве можно сравнить ее морщины с чьими‑то еще? Или ее седину с лысиной соседа с первого этажа? Фу! Даже думать об этом старикашке противно, а ведь был когда‑то молодым. Почему мужчины не умеют оставаться молодыми?