Синди взяла всю информацию с веб-сайта департамента полиции Сан-Франциско, поэтому ее работа была скорее автоматической, чем творческой, но зато отвлекала от приятной ноющей боли, вызванной еще одной ночью в объятиях Ричарда Конклина, однако на этот раз у него дома. Воспоминания побуждали ее позвонить ему и назначить встречу, чтобы снова оказаться в его объятиях.
Она пребывала в таком светлом и достаточно опасном расположении духа, когда почувствовала прикосновение к своей голове. Синди обернулась и увидела женщину, смотревшую на нее поверх перегородки, разделяющей столики, та назвала ее по имени.
Синди подумала, что где-то уже встречала эту женщину, но не могла вспомнить, где именно.
— Простите. Мы знакомы?
— Я видела вас в бесплатной столовой «От всего сердца».
— Да, конечно, — ответила Синди, хотя была совершенно уверена, что не заметила эту молодую женщину в столовой для бездомных — но и другого места их встречи в памяти не возникало.
— Не хотите ко мне присоединиться? — неохотно спросила Синди, ведь никогда не знаешь, что из этого может выйти. Женщина с грязными светлыми волосами могла что-то знать об убийце Скитальца Иисуса.
— Вы, похоже, заняты.
— Все в порядке, — сказала Синди, захлопывая крышку своего ноутбука, пока гостья занимала место напротив.
Журналистка ясно видела в незнакомке признаки надвигающейся от метамфетамина смерти: посеревшая кожа, огромные прыщи, повышенная возбудимость.
— Я — Сэмми.
— Привет, Сэмми.
— Я читала вашу последнюю статью. О том, что Скиталец Иисус был парнем по имени Родни Букер. Что он учился в Стэнфорде.
— Да, все верно.
— Я тоже училась в Стэнфорде.
— Полагаю, ты бросила.
— Учеба не может сравниться, — ответила Сэмми.
— С чем?
— С жизнью.
Синди всмотрелась в лицо молодой женщины, вспоминая меры предосторожности: не говорить слишком быстро, не делать резких движений, не выказывать угрозы. Пока наркоман, сидящий на метамфетамине, говорит, он не опасен. Молчание свидетельствует о возможном приступе паранойи и… об опасности.
Синди старалась не смотреть на вилку и нож, лежавшие на столе.
— Сэмми, ты знаешь, кто убил Скитальца? — ласково спросила она. — Слышала о нашей награде в двадцать пять тысяч долларов?
— Сколько стоит твоя жизнь, Синди? — спросила Сэмми, обшарив взглядом забегаловку. — Ты стала бы продавать свою жизнь за деньги, если никогда не смогла бы ими воспользоваться? Именно это я и хотела тебе сказать. Ты зря тратишь свое время. Никто не расскажет тебе о людях, убивших Скитальца Иисуса. Никто не осмелится.
Мы с Конклином на нашей полицейской машине ехали в один погребок в округе Мишн, где, как нам сказали, наш новый и единственный подозреваемый работал сегодня с трех часов и до полуночи.
Имя Генри Уоллиса попало к нам от анонимного доброжелателя, но отличало его от множества других сообщений, раскаливших наш телефон, то, что Генри Уоллис проходил в нашем списке по обоим делам.
Он работал барменом на вечеринках у Бэйли и встречался с Сарой Нидльман — пока она его не отшила. Анонимный источник сообщил нам, что видел, как Уоллис несколько раз проехал мимо дома Нидльман на своем старом драндулете в ночь перед убийством.
Уоллис неоднократно привлекался к ответственности за насилие.
Он был осужден за бытовое насилие с побоями. Против него выдвигали обвинение в попытке убийства, когда он с парочкой других пьяных громил избил до полусмерти в аллее за баром одного клиента.
Показания свидетелей избиения разнились. Доказательства оказались весьма шаткими. Уоллиса признали невиновным, а дело прекратили.
Уоллис был белокожим мужчиной, ростом метр семьдесят семь сантиметров, весом семьдесят пять килограммов и, что важнее, сорока шести лет — а значит, мог читать об убийствах богачей в 1982-м.
Черт, он был тогда достаточно зрел, чтобы самому их совершить.
Мы с Конклином обсуждали, имелись ли у него ключи от домов Бэйли и Нидльман? Нам это представлялось возможным и даже вполне вероятным.
Найденное у нас фото Уоллиса было четырехлетней давности, но даже излишняя контрастность снимка, сделанного «Полароидом», не портила привлекательности бармена.
У него были мускулистые руки, а на костяшках пальцев красовалась тюремная татуировка. Но заставило нас с Конклином рвануть к машине другое: на левом плече Уоллиса имелась татуировка с черепом и обвившей его змеей, высовывавшейся из пустой глазницы.
Всю дорогу Конклин был абсолютно спокоен. Мы оба представляли возможные варианты развития ситуации в баре: что будем делать, если Уоллис достанет оружие, если побежит, как все провернуть, не подвергая опасности окружающих.
Конклин припарковался на Пятнадцатой улице, между Валенсиа и Гуэреро, перед гриль-баром «Факел» — белым, обшитым досками зданием, окруженным книжными магазинами и кафе.
Расстегнув пиджак, я положила руку на рукоятку пистолета. Конклин сделал то же самое. Мы вошли в бар, где царил полумрак. Висевший на стене телевизор показывал повторение вчерашней игры.
Работающий бармен был ростом выше метра восьмидесяти и весил больше восьмидесяти килограммов, к тому же он был лысым. Несмотря на темень — единственными источниками света служили неоновые вывески, — я с расстояния в десять метров уже могла сказать, что мужчина, вытирающий грязным полотенцем пивные кружки, никак не Генри Уоллис.
Я осталась стоять рядом с выходом, а Конклин подошел к бармену и, показав ему полицейский значок, тихо заговорил с ним под рев телевизора. Бармен взглянул на меня и снова на Конклина.
Потом показал на мужчину в глубине бара, который пил пиво и смотрел телевизор. Даже не обратив внимания на наш приход.
Конклин махнул мне рукой, и мы направились к Генри Уоллису. Возможно, он и так все видел, или сидящий рядом с ним парень заметил нас и пихнул Уоллиса локтем, но тот вдруг обернулся, увидел, как моя рука тянется к пистолету, и рванул к запасному выходу.
— Не шевелиться! — заорал Конклин. — Уоллис, оставайся на месте.
Но мужчина пробежал через кухню и добрался до задней двери, закрывшейся за ним с громким хлопком.
Когда мы, секундой позже, ее распахнули, Уоллис уже был в своей ржавой «камаро» черного цвета и как ракета мчался вниз по Альбион-стрит.
Пока Конклин выезжал на пустую улицу, я связалась с диспетчером и запросила поддержку.
Диспетчер Джеки Кэм ответила нам, объявив код 33 — полнейшую тишину на нашей волне — и призвав все находившиеся поблизости машины преследовать черную «камаро», несущуюся по Шестнадцатой улице по направлению к Маркет-стрит.