Но он неверно рассчитал время для прыжка.
«Камаро» совершала свой последний рывок со скалы в серую воду, и Уоллис падал рядом с ней. Мы смотрели на это словно в замедленной съемке.
Рич остановил машину перед сломанным ограждением, и мы, выскочив наружу, успели увидеть, как «камаро» от удара взрывается и ее охватывает пламя.
— Там, — сказала я. — Он там!
Тело Уоллиса лежало пятнадцатью метрами ниже и представляло собой груду окровавленной плоти. Спуститься по столь крутому — почти на сто восемьдесят градусов — и влажному склону не представлялось возможным. Конклин взял меня за руку, и я с радостью в него вцепилась, загипнотизированная видом полыхающей машины.
Я услышала за спиной раздающийся из рации голос Джеки Кэм:
— Сержант Боксер, где вы находитесь? Линдси? Линдси, пожалуйста, ответь мне.
Рич отпустил мою руку, наклонился вперед и прокричал останкам Генри Уоллиса:
— Теперь ты доволен, засранец? Получил, что хотел?
Я достала мобильный, чтобы позвонить диспетчеру, но к Поинт-Лобос уже подъезжали полицейские машины.
Одна из них еще даже не успела остановиться, а из нее уже выскочил Джейкоби. Он бежал к нам, крича на ходу:
— Вы в порядке? Вы в порядке?
Я была так потрясена произошедшим, что не могла ответить.
— Не принимай близко к сердцу, Боксер, — сказал Джейкоби, положив руки мне на плечи. Мой добрый, верный друг. — Дыши глубже.
В уголках глаз показались слезы, но не от горя. Скорее это было удивление и облегчение от того, что я осталась жива.
Я глубоко вдохнула наполненный выхлопами воздух и произнесла:
— Я не понимаю, Уоррен. Уоллис выпрыгнул из машины. Он так пытался спастись? Или он так хотел умереть?
— Без разницы, — ответил Конклин из-за спины.
Я кивнула. Без разницы. Генри Уоллис, мужчина с татуировкой змеи в черепе на плече, был мертв.
Джейкоби повел нас с Конклином на ужин в ресторан «Лулу», известный своей домашней провансальской кухней, вкуснейшими картофельными запеканками с овощами и пиццами, приготовленными в настоящей дровяной печи. Находящийся на нижнем уровне зал был полон, люди вокруг нас говорили о чем-то своем, а официант представил нам винную карту ресторана, давно считавшуюся одной из лучших в городе.
Я знала, почему Джейкоби гуляет.
Комиссар и мэр сказали ему: «Молодчина, старина». Ведущие теленовостей расписывали произошедшую трагедию, демонстрируя снимки с вертолета — теперь богатые и знаменитые снова в безопасности.
Все это было уже выше моих сил, я не могла молчать:
— Уоррен, все с ума посходили? Ты себя нормально чувствуешь, заявив, что Генри Уоллис и есть тот парень, который убил наших миллионеров?
— Никак не можешь позволить чему-то хорошему случиться в твоей жизни? — ответил он вопросом на вопрос. — Не можешь хотя бы час побыть счастливой?
— Полагаю, нет, — бросила я на него сердитый взгляд. — И что со мной не так? Или я слишком умна для твоей шарады?
Конклин слегка толкнул меня под столом коленкой, а я не понимала: какого черта происходит и с ним тоже?
Мужчина умер.
Мы едва не полетели со скалы следом.
Мы были счастливы, что не смотрим на Клэр пустыми глазами с ее стола для аутопсии. Или что не видим по телевизору новости о погибших детях, чьи рыдающие родители грозятся подать иск городу за еще одну смертельную погоню, а печальный диктор говорит: «Панихида по детишкам из Беквита состоится в миссии сестер Пресвятого Сердца в воскресенье».
Официант налил в бокал вина, Джейкоби его попробовал, сказал, что оно замечательное, и поднял свой бокал за нас с Конклином, не обращая внимания на шумные разговоры сидевших в зале радостных толстосумов.
— Спасибо вам, — произнес он, — от комиссара, от мэра и особенно от меня. Я люблю вас, ребята.
Джейкоби улыбался — таким я его видела, наверное, второй раз за последние десять лет. После чего они с Конклином с аппетитом принялись уплетать обжаренных моллюсков и запеченную на вертеле утку.
У меня аппетита не было.
И хотя лицо мое застыло в неподвижной гримасе, мозг активно работал.
Действительно ли Генри Уоллис был нашим убийцей богачей?
Или это просто бывший зек-неудачник, которому имелось что скрывать, поэтому он поддался безумному порыву и покончил с жизнью?
И волновало ли это кого-нибудь, кроме меня?
Вопреки здравому смыслу в девять часов вечера я нашла помощницу окружного прокурора, неутомимую Кэти Вэлой, на рабочем месте. Она связалась с судьей и раздобыла для нас ордер на обыск жилища Генри Уоллиса. И в полночь мы с Конклином были здесь.
Квартира Уоллиса располагалась в трехэтажном доме без лифта на Долорес-стрит, всего в нескольких кварталах от бара «Факел».
Я жала на кнопку звонка, пока не разбудила владельца здания — приземистого полного мужчину по имени Мори Сильвер. Редеющие волосы, болтающиеся зубные протезы и дурной запах изо рта довершали его внешний вид. Он вышел к нам в семейных трусах, накинув поверх покрытую пятнами рубаху.
Сильвер посмотрел на наш ордер через приоткрытую дверь, изучил его сверху донизу и лишь потом позволил нам войти внутрь.
— Что стряслось с Генри? — спросил он. — О нет. Только не говорите, что именно он слетел со скалы? Генри — убийца?
Квартира Уоллиса находилась на первом этаже, в задней части дома.
Мы включили свет, закрыли дверь перед мистером Сильвером и обыскали помещение. Это не заняло много времени.
Как основная масса бывших заключенных, Генри Уоллис не обзаводился большим количеством мебели и все свои пожитки держал в относительном порядке.
Конклин взял на себя спальню и ванную, а я занялась обыском маленькой гостиной и кухни. Время от времени мы перекрикивались: например, когда Конклин обнаружил килограммовый пакет с плотно упакованной марихуаной или когда я нашла книгу с татуировками, в которой были загнуты странички с изображением змей.
Но больше ничего не было.
Ни старых газетных вырезок, ни новых, ни святилища самому себе и никаких трофеев от убитых богачей. А что важнее всего — никаких змей.
— Ни одной рептилии, кроме вот этих, — показала я книгу Конклину.
— Взгляни вот на что, — сказал он.
Я последовала за напарником в спальню и оглядела его находку: ящик комода, заполненный женским нижним бельем большого размера.
— Если только у него не было крупной девушки, хотя я не вижу ее фотографий, косметики и прочих признаков присутствия, — продолжил Конклин, — то Генри Уоллис — трансвестит.