— А с женой ты до того разговаривал? — спросил Савелий.
— После, конечно. Ты не перебивай, а слушай. По соседям я не пошел, потому что понимал бесперспективность этого занятия. Если все в голос говорят одно, то через три недели нового никто не скажет, обычно так. Тем более что вопросы соседям задавали вполне невинные, да и беседы велись не под протокол, а так, в рамках дружеского трепа. Но рапорты тех, кто обходил соседей, я перечитал, освежил, так сказать, память. Савелий, а не повторить ли нам кофию? Вы, Ирина, любите кофе?
— Люблю, — ответила Ирина.
— Больше, чем чай?
— В зависимости от настроения.
Пока Савелий мыл чашки и варил новую порцию кофе, Виталик в общих чертах знакомил Ирину со своей нелегкой, но очень героической работой, иначе говоря — хвастался, распустив хвост, подобно павлину. Старался произвести впечатление. Не с какими-то далеко идущими намерениями (в отношении подруги брата таких намерений быть не могло, кое-какие принципы у Виталика имелись), а просто так, бескорыстно, ради самого процесса. Павлин он и есть павлин.
Порывшись в шкафчике, Савелий нашел пакет с сушеными дольками ананаса. Принесенный Виталиком торт Ирина проигнорировала, как слишком калорийный, к шоколадным конфетам она относилась прохладно, может, хоть ананас придется ей по душе. А то ведь неудобно — сидит дама в компании двух мужчин, один из которых сразу умял треть принесенного им торта, а другой методично таскает из вазочки конфеты, и ничем, бедная, не угощается, пьет свой кофе без сахара, и все.
Виталик сразу же схватил принесенную Савелием чашку.
— Горячий! — предупредил Савелий, но брат пить не торопился, поднес чашку к носу и вдохнул аромат и блаженно зажмурился.
— Вы не представляете, Ирина, — проникновенно сказал он, — какую бурду в Москве пытаются выдать за кофе!
— Могу догадаться, — улыбнулась Ирина.
— Нет! — Виталик вернул чашку на блюдце. — Не можете, потому что вряд ли вы бываете в таких местах! У нас как? Приперло — идешь в ближайшую бюджетную точку общепита и ешь то, что дают. И пьешь тоже…
— А вы носите с собой термос и бутерброды, — посоветовала Ирина.
Виталик снова продемонстрировал свое умение смеяться от души. Савелий отметил, что на этот раз Ирина не вздрогнула — привыкает понемногу. И ананасовые дольки пришлись ей по душе. Точно, все кто следит за весом, любят ананасы, ибо бытует мнение, что они помогают сжиганию лишнего жира. И нелишнего вроде бы тоже. В диетологии Савелий был слаб, нельзя же, в конце концов, объять необъятное. В чем-то хорошо разбираешься, в чем-то не очень.
— Рассказывай дальше, — попросил Савелий, как только брат закончил смеяться. — А то я вот-вот умру от нетерпения…
— Да вы ж все знаете! — возразил Виталик.
— Мы знаем только итог, без подробностей.
— В подробностях весь смак. — Согласился Виталий и вернулся к рассказу о том, как он вытягивал Кулинара «за ушко, да на солнышко»: — Итак, сижу я и думаю — с кого бы начать, да так, чтобы не наломать дров раньше времени. А то выбросит книгу или, скажем, сожжет ее — и окажемся мы у разбитого корыта. С другой стороны, Савелий меня озадачил…
— Мне казалось, что он должен попытаться свалить вину на кого-то из сотрудников, — сказал Ирине Савелий.
— Книгу подкинуть? — догадалась она.
— Не только. Подкинуть и инсценировать самоубийство. Скорее всего самоповешение или отравление. Как вариант — выход в окно.
— Ну, не харакири же! — хмыкнул Виталик. — Не в Японии живем!
По его улыбке и выражению общего довольства на раскрасневшемся лице было ясно, что Виталика в Японию не тянет, ему и дома хорошо.
— Иначе бы он выбросил книгу после шестого убийства, — продолжал Савелий. — Седьмое могло оказаться очень опасным, да и круг подозреваемых резко сузился, потому что после шестого убийства решили уволиться даже те, кто пока держался. Логичнее и безопаснее было бы избавиться от книги, но он при всей своей осторожности хранил ее. Значит — собирался использовать. Короткий миг прозрения, ужас, самоубийство.
— И я даже представляю, кого бы он «самоубил», — добавил Виталик. — Главного инженера.
— Я тоже так думаю, — поддержал Савелий.
— А я ведь Акопыча подозревала, — сказала Ирина.
— Помню-помню! — хохотнул Виталик. — Когда накрылась версия с Хотиным, Савелий в качестве утешения подсунул мне главного инженера. Самая подходящая, надо сказать, кандидатура. У Савелия вообще-то голова хорошо соображает, не хуже, чем у меня.
— Давайте пить кофе, пока он не остыл! — призвал Савелий, пропуская сомнительный комплимент мимо ушей. — Объявляю кофейную паузу.
Кофейная пауза продлилась недолго, потому что Виталику не терпелось выговориться, то есть рассказать о том, какой он умный.
— Соседи — не вариант, потому что ничего нового они не скажут. Друзья-подруги? Долго устанавливать, не факт, что расскажут правду, факт, что сразу же сообщат фигуранту о разговоре. Я сделал ход конем — отыскал первую учительницу Кирилла Высоцкого и его классную руководительницу с пятого по одиннадцатый класс.
Виталик умолк и обвел собеседников торжествующим взглядом.
— Умно, — лаконично оценил Савелий.
— И обе, практически одними и теми же словами, рассказали, что отношения у Кирилла с отцом были очень натянутыми. Отец никогда им не интересовался, не приходил в школу ни на собрания, ни на праздники, даже на последний звонок не пришел. Классный руководитель вспомнила, как однажды Кирилл сказал, что отец у него не родной. Врезались ей в память эти слова.
— А в школе знали о том, что Кирилла убили? — спросил Савелий.
— Естественно! По социальным сетям новости распространяются мгновенно. А учительница из началки припомнила сочинение на тему «Моя семья», которое Кирилл написал в четвертом классе. Оно начиналось со слов: «Лучше бы папа куда-нибудь уехал».
— Столько лет прошло — и так все помнить? — то ли удивилась, то ли восхитилась Ирина.
— Во-первых, профессиональная память. — Виталик снисходительно улыбнулся, давая понять, что и у него память не хуже. — Во-вторых, учительница читала это сочинение на городской конференции и написала по теме статью в журнал «Воспитание школьников», разумеется, не называя имен. Журнал мне, разумеется, не отдали — семейная реликвия, как-никак, но ксерокопию страниц со статьей подарили. Ничего особенного — банальные ахи-охи на тему воспитания подрастающего поколения. Но не будь этой статьи, она бы про сочинение Кирилла и не вспомнила бы. А классрук очень удивилась, когда услышала от Кирилла, что отец ему не родной, и решила после родительского собрания побеседовать с его матерью. Ну, типа, обратите внимание и так далее. А мать Кирилла ее натурально отшила. В резкой, чуть ли не грубой форме. Нечего, мол, лезть не в свое дело, преподавайте свою историю и не придавайте значения тому, что ученики могут ляпнуть. Классрук расстроилась, обиделась и потому запомнила этот случай. «Мало, — говорит, — кто из родителей позволял себе разговаривать со мной таким тоном».