— Впереди у вас Втора конна армия. Слухайте, то она отгоняе од вас дроздовцев. Пока заткнула рот артиллерии и намерена трошки почистить от беляков полуостров.
— А откуда вам все цэ известно?
— Мени почти все известно. Беспечно живете, братки. Голыми руками брать можно.
— Попробуй, возьми! — набычился Каретников.
— Не серчай, я не всерьез. А, может, и всерьез. Рассупонились, дозоры не выставылы.
— Та хто ты такый, шо выговариваешь мне, як теща зятю? — уже не на шутку вспылил Каретников.
— Хто я? — казак козырнул. — Командарм Второй конной Филипп Миронов. Может, слыхав?
Каретников слегка растерялся. Он предполагал, что припожаловал к нему кто-то из соседей, чтобы согласовать общие действия, что-то выяснить, а то и выпросить малость боеприпасов. Но чтоб к нему приехал сам Миронов, о котором давно ходит много легенд, ему и во сне не могло присниться. По известности он превзошел даже Нестора Махно.
— Как, не слыхав! Очень даже радый знакомству! Комкор Семен Каретников! — преодолев некоторую скованность, в свою очередь, представился командир махновцев.
— Здоров, Каретников! — Миронов легко спрыгнул с коня, и они крепко пожали друг другу руки. — Я тоже много про тебя слыхав. И про батька Нестора Ивановича. Як он, хворает?
— В ногу ранило. Выздоравливает. Ленин ему хороших врачей прислав. Обещали в прямом смысли его вскорости на ноги поставыть.
— О! Чуешь, какой человек об нём озаботился! — сказал Миронов.
— А як ты узнав, шо мы тут? — поинтересовался Каретников.
— В Штабе фронта. У их от менэ нияких секретов. А махновцами я интересуюсь особо. У вас мой двоюродный брат служит. Тоже Миронов.
— Знаю. Он у нас комполка.
— И скажи, какой у нас с ним кульбит получився. — Миронов по-доброму доверительно улыбнулся. — Мы с им по первах власть не поделили. Он — до Махна, до вас, значит, подался, а я до большевиков примкнув. Они мне больше на душу легли. А теперь, выходит, и вы до Советов притабунились.
— Выходит, так, — согласился Каретников. — Может, желаете с братом повидаться? Он чуток левее на этот берег переправляются. Мои хлопцы враз его сюда доставлять.
— Не надо. Времени в обрез, — вздохнул Миронов. — Я чего к тебе приехал? Ну, само собой, чтоб поручкаться. И заодно совет дать. Вы тут долго не засиживайтесь. Обсушились — и вперед. Верстах в пяти на балку выйдете, там пока и располагайтесь. Я в аккурат за той балкой «дроздов» малость пошерстыв. Они на самый берег перли. Фрунзе мне и сказав, шо ты там переправляешься. Подставь, сказав, плечо, щоб неприятность у них не произойшла.
— На яку неприятность он тебе намекал?
— А ты не замитыв? Ветер изминывся, вода начала прибувать, к утру с головой буде.
— А шо нам теперь Сиваш? Мы — в Крыму.
— Ты прав, братишечка. Отступать нам некуда. А Врангель, силы подтянув, хочет нас обратно в воду турнуть.
— Не, больше купаться у нас намерениев нема.
— Правильные слова говоришь! Ты мне нравишься. Мы ще потоваришуем! — Миронов тронул шпорами коня. — Прощевай пока!
И он вместе со своим сопровождением растаял в ночи, словно их и не было.
* * *
Пока повстанцы сушились после сивашской купели, разведчики Голикова вернулись с двумя своими легкоранеными и пленным подпоручиком.
Каретникова Левка нашел в землянке, уже освобожденной от пленных. Присев на топчан, который ещё совсем недавно занимал больной Ярослав, Голиков рассказал о своих ночных приключениях:
— Идём смело, на рысях. Знаем, впереди красни. А темень несусветна, легко на когось напороться. Думаю: не дураки, сразу ж не шмальнуть, может, сперва хоть отзовуться. Версты три проскакалы. Никого.
Голиков перевёл дух и продолжил свой рассказ в ролях.
— А потом, и правда, хтось голос подает: «Хто такие? Пароль!» А я отвечаю: «Якый тебе, в хрена, пароль! Свои!» А он мне: «Свои, говорит, коней крадуть!» И для острастки, бабах вверх! На миг блеснуло. Мама родна! Погоны! Вот это влыплы! Развертаю коня, а сам кричу в темноту: «Шо? Очи повылазили? Не узнаешь штабс-капитана Голикова?». А сами коней пришпорили, и галопом! Оны, видать, расчухались, поднялы стрельбу! Бурыме ухо прострелили, Левадного — в ногу! Метров с полсотни проскочилы, пули свистять. А тут мий конь як шарахнется! Присмотрелся, человек посреди степи. Спрашиваю: «Кто такой? Откуда?» А он мне: «Это я, подпоручик Соловей». Я опять пытаю: «Чого тут шляешься?» Говорит: «Да по большой нужде чуть от позиции отойшов».
— Ну-ну! Давай сюда твого соловья! — велел Каретников, утомлённый многословным Лёвкой.
Подпоручик был из химических. На вопросы Каретникова отвечал обстоятельно и без страха. Хотел понравиться.
— Так, говоришь, соловей? — спросил у подпоручика Каретников. — Ну, спивай!
— О! И вы за своё! Как скажешь: Соловей, так смеются. Фамилия такая, что я могу поделать!
— Ну, тогда рассказывай. Хто против нас?
— Дроздовская дивизия. В полном комплекте.
— Откуда знаешь?
— А я сам — из пополнения. Третьего дня в Феодосии мобилизовали, и сразу сюда. Ночью из домов брали. Не убежишь, не спрячешься.
— А за яки таки заслуги тоби подпоручика присвоили?
— А кто его! Спросили, грамотный? А я нормировщиком у нас на ремонтном работал. Сказал: грамотный. Не сбрешешь, потому как все феодосийские меня знают. Дали мне химический карандаш, говорят, рисуй на погоне одну звездочку. Только маленькую. А после победы, говорят, мы тебе позолоченные погоны выдадим с большой звездой, генеральской. Старайся!
— Ну и как? Старался?
— Да какие из нас солдаты. Кто хромой, кто слепой. Я без очков почти ничего не вижу.
— Так-таки — ничого? — насупился Каретников. — Или рассказывать не хочешь?
— Почему? Что знаю, расскажу.
— Вот и расскажи, шо видел, шо знаешь? Когда сюда прибыли: сколько вас, как расположились? Раз ты грамотный, понимаешь, что нас интересует.
— Сюда на позицию мы ещё засветло вчера прибыли.
— Почему не к самому Сивашу?
— Хотели к Сивашу. Большевицкая конница помешала. После налета конницы дальше не пошли. Стали там окапываться. Земля мерзлая, окапывались, кто как смог. Да офицеры и не заставляли. От офицеров слыхал, что ветер переменился, с моря подул, воду в Сиваш нагоняет. И вроде приказ поступил: на рассвете сбросить вас в воду. Даже американские броневики на подкрепление прибыли.
— Броневики? И много?
— Сам не видел, они где-то в нашем тылу гудели. По звуку моторов — штук десять, может, чуть больше, — сказал Соловей и замолчал.
— Ну что ж, Соловей! Спасибо за песню. Может, ещё шо припомнишь?