С трубкой у уха он ждал ответа главнокомандующего. Но трубка молчала.
Как ни готовился Врангель к этому известию, все же оно сразило его. Надеяться больше было не на что.
Трубка продолжала молчать пять минут. Десять. Кутепов положил её на аппарат и покинул вагон связистов.
Лишь к вечеру связисты разыскали Кутепова и передали ему приказ, который следовало исполнять незамедлительно.
Всем войскам, оторвавшимся от преследования противника, предлагалось направляться в порты на погрузку.
Первому и Второму армейским корпусам предписывалось следовать в Евпаторию и Севастополь. Остаткам конного корпуса Барбовича надлежало двигаться в Ялту. Кубанцев генерала Фостикова ждали для погрузки в Феодосии. Донской корпус генерала Абрамова и Тереко-Астраханская бригада направлялись в Керчь.
Для ускорения передвижения пехоту было приказано посадить на подводы. Коннице надлежало прикрывать отходы.
* * *
Утром Кольцова принял Менжинский. Поздоровался. Поздравил с возвращением, сказал подобающие в таких случаях слова и от имени командующего Южфронтом поблагодарил его с успешным завершением работы в Повстанческой армии.
— Да какая это работа! Скучная и неинтересная, — сказал Кольцов.
— Вам, Павел Андреевич, просто очень повезло, — возразил Менжинский. — Неожиданно, я подчеркиваю это, махновцы повели себя строго в рамках Старобельского соглашения. Отношу это за счет того, что с ними не было Нестора Махно, этого взрывного запала. Натерпелись бы, поверьте. Скучно, уверяю, вам бы не было.
— У них есть определенные претензии. И довольно серьезные, — вспомнил Кольцов свое прощание с махновцами. — К примеру, почему из Старобельского соглашения вдруг исчез четвертый пункт — о самоуправлении?
— Лев Давыдович посчитал его неуместным. Они хотят жить по своим экономическим и политическим законам. Но советская власть слишком молода, и расшатать ее всяческим инакомыслием пока довольно легко. Тут я целиком на стороне Троцкого.
— Но они рассчитывают на концессию Крыма. И только в Крыму и нигде больше они хотят установить свои законы, не вступающими в конфликт с нашими, — наступал Кольцов.
— Не будем об этом, — миролюбиво попросил Менжинский. — Закончится война, и эти вопросы будут решать на самом высоком уровне. Присаживайтесь.
И когда Кольцов уселся, Менжинский сказал:
— Сейчас вам предстоит куда более интересная работа, — он взял со стола листок, положил его перед Кольцовым: — Прочтите. Телеграмма Фрунзе.
Кольцов склонился над бумагой:
«По приказу главнокомандующего все войска Русской армии на юге России и гражданское население, желающее покинуть Крым вместе с войсками, могут уезжать. Я дал указание всем судам, находящимся под моей властью…».
Кольцов оторвал глаза от бумаги, спросил:
— Кто этот могущественный судовладелец?
— Французский адмирал Дюмениль. Полный его титул? Командующий средиземноморской эскадрой, командующий морской дивизией Леванта…
— Достаточно.
— Читайте дальше. Это, по сути, ультиматум
Кольцов продолжил читать:
«Я дал указание… оказать помощь в эвакуации и предлагаю Вам дать немедленный приказ вашим войскам, чтобы они не мешали вооруженной силой проведению погрузки на суда. Я сам не имею никакого намерения разрушать какое бы то ни было русское заведение, однако, информирую вас, что если хотя бы один из моих кораблей подвергнется нападению, я оставляю за собой право использовать репрессивные меры и подвергнуть бомбардировке либо Севастополь, либо другой населенный пункт на Черном море».
Кольцов ещё раз бегло просмотрел текст и поднял глаза на Менжинского:
— Собственно, разве у нас есть иное решение? — спросил он. — Пусть бегут. Практически, они выбросили белый флаг капитуляции, и в нашей власти позволить им покинуть Крым так, как они хотят. Не достаточно ли пролито крови и с той и с другой стороны? Пусть уезжают с миром. Иные, возможно, ещё вернутся.
— Я согласен с вами. Примерно так думает Фрунзе и многие другие военачальники. Они радиограммой обратились к Троцкому о помиловании всех остатков врангелевской армии, в том числе и командного состава.
— И что ответил Троцкий? — спросил Кольцов.
— Вот! — Менжинский положил перед Кольцовым ответ Троцкого на имя Фрунзе и члена Реввоенсовета Южфронта Гусева. Она была совсем короткой:
«Необходимо всё внимание сосредоточить на той задаче, для которой созданы "тройки". Попробуйте ввести в заблуждение противника через агентов, сообщив ту переписку, из которой вытекало бы, что ликвидация отменена или перенесена на другой срок».
— Это всё? — удивленно спросил Кольцов и печально добавил: — Какая страшная радиограмма! Любыми средствами, ложью, фальшивками выявлять инакомыслящих и расправляться с ними без суда и следствия, посредством «троек».
— Она однозначна, — согласился Менжинский. — Лев Борисович, по сути, предлагает ввести общероссийский террор.
После длительного молчания Кольцов спросил:
— Ну а что вы по этому поводу думаете? Вы лично?
— Думаю, — уклонился от ответа Менжинский. — Практически, это приказ. А приказы, как вы знаете, не обсуждают. Их выполняют.
— Но приказ можно обжаловать.
— Кому?
— Ленину.
— Боюсь, в этом вопросе Владимир Ильич скорее поддержит Троцкого. Я сужу по последним его распоряжениям. Он неоднократно подталкивал Фрунзе не считаться ни с чем, ни с какими потерями, и поскорее заканчивать войну. Телеграмма Троцкого по духу такая же.
Кольцов задумчиво молчал.
— По моим сведениям, отступающие белогвардейские войска движутся в направлении крымских портов. Уплывут тихо, ну и скатертью им дорога, — спокойно продолжил Менжинский. — Не успеют — возникнут большие проблемы. Накопившаяся за годы войны злость и злоба не пройдут в одночасье. Если мы не прекратим начинающийся террор, Крым в эти дни потонет в крови. Уже начались кровавые расправы. Наши красноармейцы настигают разрозненные группки отступающих белых и вырубают их всех. Не только офицеров. Всех! У меня есть сведения о нескольких таких случаях. Слишком кровавую точку мы можем поставить в Гражданской войне.
Весь этот разговор привел Кольцова в смятение. Быть может, впервые он начал осознавать, сколь огромны масштабы надвинувшейся на Россию катастрофы. Уничтожаются целые сословия, без которых общество не сможет существовать. Сейчас, в горячке борьбы, это мало кто понимает. Но уже завтра новой стране понадобятся талантливые инженеры, архитекторы, ученые, агрономы. А их не будет. Они сейчас, в эти самые минуты, возможно, уже грузятся на пароходы, чтобы навсегда покинуть Россию. И остановить это бегство никто не в силах. Да и нужно ли? Оставшиеся здесь попадут под кровавый нож «троек», покинувшие Крым спасутся. И, быть может, пережив все страхи, многие вернутся. Или на чужбине проявят свой талант и прославят Россию.