«И делить нам больше нечего, а Лизка никак не успокоится! Когда же это все закончится?» – подумала Таня устало. Она давно усвоила, что поставить Зализину на место можно только холодной вежливостью. Вопли и оскорбления – не вариант. Это игровое поле Лизон. В истериках же она чувствует себя как рыба в воде.
Видя, что Таня не собирается ее атаковать, Зализина удивленно застыла. Воспользовавшись этим, Таня попыталась проскочить к галерее, но не тут-то было. Лизон схватила ее за локоть.
– Глеб! Где ты, Глебушка? Посмотри, кто тут у нас есть! – позвала она ехидненьким голоском.
Сердце у Тани забилось. Даже не оглядываясь, она вдруг ощутила, что Бейбарсов здесь, рядом, за левым ее плечом. Проклятье! И чего она психует? Он же ей совсем не нужен, этот юный тиран, который балансировал тогда вверху, на крыше, угрожая спрыгнуть вниз.
– Знакомься, Глебушка, это Гроттерша-Танечка! Знакомься, Гроттерша-Танечка, это Глебушка Бейбарсов! – продолжала кривляться Зализина.
Таня сделала последнюю попытку вырваться, но, поняв, что это нелепо, заставила себя повернуться к Бейбарсову. Вот и он стоит и спокойно улыбается ей, опираясь на свою неизменную бамбуковую трость.
Глеб показался ей собранным, возмужавшим, уверенным в себе, вот только глаза были уставшие. «Не слишком хорошо ему с Зализиной!» – подумала Таня, ощущая вину за локон Афродиты.
Мокрая, заболевающая, она стояла и обнимала контрабас. В кроссовках у нее хлюпало болото, такое же, как и на душе. Но ей было безразлично. Она и Глеб молча смотрели друг на друга. Зализина мгновенно ощутила себя лишней и запсиховала.
– Смотри, Глебушка, какая у нас Танечка! Стоит – обтекает! Хорошенькая, просто конфетка! Только что из лужи! Ха-ха! – засмеялась Лизон.
Смех ее прозвучал нервно. Она, кажется, жалела, что окликнула Глеба. Эти двое ухитрились быть вдвоем даже в толпе, даже рядом с ней, с Зализиной, которую они вообще теперь не замечали.
– Привет! Как ты? – сказал наконец Бейбарсов, когда молчание слишком затянулось. Визг Зализиной в счет не шел и отлично сходил за фоновый шум.
– Нормально, – ответила Таня.
Тоскливые глаза Бейбарсова, как ей казалось, ждали другого ответа.
– А ты как? – спросила Таня.
– Отлично. У меня все хорошо, – отвечал Глеб.
Зализина перестала визжать. Она внимательно вслушивалась, пытаясь обнаружить в этих невинных словах подтекст. Не находила подтекста, но все равно смутно подозревала.
– Поцелуй меня в клювик, Глебушка! – потребовала она, обвивая Бейбарсову шею.
Глеб попытался незаметно вырваться, однако, взвесив, что это привлечет ненужное внимание, терпеливо поцеловал Лизу в клювик. Таня мельком подумала, что даже мумию фараона он поцеловал бы с большей пылкостью. Решив, что вполне может обойтись без созерцания телячьих нежностей четы Бейсусликовых, она вновь безуспешно попыталась ускользнуть.
– Стой! Ты куда, Гроттер? Не хочешь на чужое счастье смотреть? Глазки гноятся? – закричала Зализина.
Таня глубоко вдохнула и осторожно выдохнула через нос.
«Считаю до десяти… Если она не отвянет, Бейбарсов станет вдовцом», – подумала Таня.
Ее выручил Демьян Горьянов, внезапно вынырнувший из толпы. Никогда Таня не думала, что будет рада видеть Горьянова. Теперь же она буквально вцепилась в него.
– Демьян! Иди к нам! – крикнула она.
Горьянов немного опешил, но все же подошел и поздоровался. Переложив тросточку в левую руку, Глеб обменялся с ним рукопожатием. Зализина временно притихла. Она отлично знала, что Демьян легко может сглазить ее вместе со всеми ее истериками, тем более что недавно она выпила йогурт. В животе у нее подозрительно забулькало – это была обычная реакция любой молочной среды на Демьяна.
– Чем ты занимаешься, Демьян? Мне кто-то говорил, что ты разводишь пираний, – сказал Глеб.
– Уже не развожу, – кривясь, сказал Горьянов.
– Почему?
– Да ну… Пираньи передохли. У них отчего-то скисла вода.
– Страсти какие. А сейчас что делаешь? – спросил Глеб.
– Теперь я создаю и патентую негативные бренды, – с важностью отвечал Горьянов.
– А что такое негативные бренды? – удивилась Таня.
– Ну там «Таблетки йода для полных идиотов», «Шампунь для лысых», «Безобразные калоши для толстых ног», «Дезодорант для навязчивых вонючек», «Мыло для свинтусов», «Отстойная книга» и так далее… Список фактически бесконечен.
– Зачем? – не поняла Таня.
Горьянов захихикал.
– Для подарков в основном. Хочет лопухоид сделать подарок с намеком и покупает начальнику миниатюрную гильотину, а теще «Пособие для полных дур», – сказал он.
– Неужели кто-то покупает такие идиотские подарки?
– Ты будешь смеяться, но спрос есть, – серьезно отвечал Демьян.
Таня натянуто улыбнулась. Хлюпающие кроссовки на ногах стали еще противнее. Но лучше уж Горьянов с его пособиями для полных дур, чем кликушествующая Лизхен. Зализина растерянно переминалась с ноги на ногу. В животе у нее назойливо бурлило и клокотало, точно там проснулся задремавший камчатский вулкан. Таня радостно отметила, что, пока рядом Демьян, Зализина нейтрализована.
Удача, повернувшаяся было задними карманами брюк, продолжала улыбаться Тане. Горьянов еще не ушел, когда рядом появилась Склепова в сопровождении верного Гломова. Гуня тащил два пылесоса. Оба пылесоса были новые, с эмблемами лысегорского зудильникового вещания.
Склепова всегда умела выискивать халяву. Пословица «На ловца и зверь бежит» в ее варианте модифицировалась в «На ловца и халява бежит». Еще в Тибидохсе, когда она жила с Таней в одной комнате, Таню всегда поражало, что майки и сумки у Склеповой все были бесплатные, рекламные, а бокалы и тарелки, судя по эмблемам, все стащены из ресторанов, как лопухоидных, так и магических. Порой Гробыня могла весь вечер ломать голову, пытаясь вспомнить, где она свистнула ту или иную штуку.
– Танька, привет! – поздоровалась с ней Склепова, одним мимолетным взглядом прозревая скопление вокруг Тани вражеских сил. – С ума сойти! К нам приехала Лизон Зализонова! Подстелите мне газетку: я падаю в обморок!.. Здравствуй, Демьян!.. Только не надо меня целовать в щечку! Я не пью по утрам кефир!..