– Что случилось? – сурово осведомилась она, нависнув над ним серой глыбой.

Но, как ни испуган был мальчик, он уловил в ее голосе нотки страха.

Несмотря на свой страх, он был поражен.

Она тоже боялась, эта огромная тетя, а ведь она, по представлениям мальчика, легко могла справиться с Карабасом-Барабасом или даже с Людоедом. Что же это такое, если оно было страшнее Карабаса-Барабаса и Людоеда?

– Пошли.

Виолетта Викентьевна дернула его за руку.

Башмак застрял на половине стопы, и мальчик неловко заковылял следом.

– Что у тебя там? – зашипела женщина.

Она склонилась набок, обнаружила причину задержки и так резко присела, что в нижней части ее гардероба что-то звучно лопнуло.

Женщина живо закинула руку за спину – и бурое, в тон стен, лицо ее налилось тяжелым румянцем.

– Зар-раза, – прошипела она.

Ухватив мальчика за ногу, она придвинула ее к себе, затолкала поглубже в башмак и принялась перевязывать шнурок. Из-за спешки пальцы ее путались, и она склонилась ниже. Мальчик вдруг увидел красные бугры у нее за ушами и опушенный тонкими кудряшками затылок. Нога его дергалась и даже приподымалась, но он так увлекся созерцанием того, что всегда было скрыто от его глаз, что ничего не чувствовал.

Особенно потрясали эти тонкие кудряшки, которые мальчик видел у девочек, когда еще жил в детском доме. Но то были девочки, а это взрослая тетя, у которой лицо, как мыльница, и ладони больше, чем у дворника дяди Коли.

Виолетта Викентьевна вдруг поднялась, вырастая почти до потолка.

– Идем, – выдохнула она.

Женщина открыла дверь, вывела мальчика и закрыла дверь, все время придерживая свободной рукой что-то пониже спины.

Пока она возилась с дверью и юбкой, мальчик повернул голову.

И вдруг увидел в самом конце коридора, бесконечного, как вокзал, видение. Тоненькая девочка в голубом платьице медленно летела навстречу.

Ее появление в неизменно пустынном коридоре было похоже на сон, и, наверное, от этого в первый момент ему показалось, что она плывет над землей, полупрозрачная и невесомая, как пушинка.

Но вслед за тем он обнаружил, что она все-таки идет, равномерно перебирая ножками в белых гольфах, и понял, что видит перед собой живое существо.

А поскольку это было живое существо и оно не могло пропасть в любую секунду, то стоило присмотреться к нему внимательнее.

Несмотря на расстояние, мальчик вмиг, точно был вооружен подзорной трубой, разглядел темные локоны, высокую челку, слегка раскосые глаза и вздернутый носик. От девочки исходило голубоватое сияние, и в этом сиянии он не сразу увидел высокую худую тетю, одетую в такую же серую пару, как Виолетта Викентьевна, которая шла рядом с девочкой и держала ее за руку. На миг задержав взгляд на скуластом лице худой тети, мальчик увидел на нем выражение растерянности и точно такого же страха, которое было у Виолетты Викентьевны, когда они застряли в предбаннике.

«Они все боятся», – сделал вывод мальчик.

Вслед за тем он перенес внимание на девочку в голубом платьице. Она уже подошла на несколько шагов, и мальчик ясно различил удивление и робкую радость в ее скошенных к вискам глазах. Похоже, она тоже не ожидала увидеть кого-то, кто мог бы представлять для нее интерес в этом коридоре, и теперь, сама не замечая того, вся устремилась навстречу мальчику.

Но худая тетя вдруг резко остановила ее, обняла за плечи и повернула назад, прикрыв собой для верности.

В тот же миг Виолетта Викентьевна, больно сжав руку мальчика, припустилась к двери, находящейся в другом конце коридора.

Девочка в голубом платье осталась позади.

На бегу мальчик попытался обернуться, но тщетно. Добежав до двери, Виолетта Викентьевна с разгону распахнула ее, втолкнула в нее мальчика и тут же заскочила следом, отрезая ему последнюю возможность еще раз взглянуть на чудесную девочку.

Стукнула дверь – и в коридоре воцарилась мертвая тишина.

Происшествие в Столярном переулке

Этот двухэтажный особнячок примостился под крылом громадного НИИ и был почти незаметен. То есть, если судить по справедливости, этот НИИ был построен рядом с особняком, поскольку тот был заложен еще в начале прошлого века, в то время как НИИ появился здесь лишь во второй его половине. Но как бы там ни было, особнячок, представлявший некогда предмет гордости богача из купеческой гильдии, был неприметен на фоне серых бетонных плит НИИ и казался небольшим придатком к нему, вроде склада или выносной лаборатории.

Однако это было не так.

Особнячок был сам по себе, и только знающие люди имели представление о том, кому принадлежит это чудом избежавшее чугунной бабы здание.

Впрочем, и обыкновенный человек, имеющий пяток минут свободного времени и внимательный взгляд, мог бы кое о чем догадаться. Так, например, его внимание наверняка привлекли бы окна, забранные изнутри прочной стальной решеткой, которая, правда, в глаза не бросалась, так как была искусно замаскирована оконной рамой. Но все же решетка была – во всех без исключения окнах на обоих этажах. Кроме того, виднелись квадратики сигнализации, что окончательно исключало возможность проникновения в дом через окна.

Входная дверь, несмотря на внешне неказистый вид, была обита сантиметровым железом с обеих сторон, а ее намертво вмонтированные косяки выдержали бы удары средневекового тарана. Мало того, над дверью виднелась пуговка камеры видеонаблюдения, поэтому случись что, сюда уже через минуту мчался бы отряд вооруженных до зубов спецагентов.

Дело в том, что неприметный особнячок в Столярном переулке был не чем иным, как архивом, что и смог бы установить каждый, кто хоть на пару минут вошел бы в обитую сантиметровым железом дверь. Комнаты обоих этажей, и даже подвал, были уставлены рядами шкафчиков и стеллажей, на которых размещались тысячи коробок с папками и вощеными конвертами, украшенными грифом особой секретности. Датирование на папках разнилось, но общий временной промежуток не составил бы и трех десятков лет. (Причем последние годы впритык достигали даты распада СССР.) Но в том-то и загвоздка, что путь посторонним намертво преграждала та самая дверь, а также круглосуточный пост охраны, размещавшийся в непосредственной близости от двери, через коридорчик, на отведенной для этой цели площади в десять квадратных метров. На них отлично разместились обитая износостойким дерматином кушетка, стол-поставец с электроплиткой на одну конфорку и новеньким электрочайником, портативный телевизор и рабочий стол, над которым мерцал монитор с видом прилегающего ко входу пятачка, а на самом столе отливал черным лаком телефон экстренной связи.

Несший в этот мартовский вечер дежурство Александр Михайлович Терехов считал, что не мешало бы установить несколько камер по всему периметру здания, включая и внутренние покои, и, само собой разумеется, подвал. Также в обязательном порядке требовались датчики движениЯ и в идеале датчики, реагирующие на изменение температурного режима. А пока объект оставался без оных, он представлял собой легкую добычу для всякого, кто надумал бы посягнуть на содержащиеся в коробках сокровища. (Александр Михайлович не сомневался, что в хранилище лежат документы необыкновенной важности, и это придавало его отношению к службе неутомимое и восторженное рвение, свойственное в первую очередь бывшим военным, из которых, собственно, Александр Михайлович и поступил в архивные сторожа.)