Вот и сейчас бойцы, сгрудившись позади двигавшейся с опережением «тридцатьчетверки» и используя ее в качестве бронированного заслона, раскинули вправо и влево от танка два огневых веера, шмаля из своих «шмагиных» по мерцающим в темноте вспышкам.
Эти красно-белые огни четко обозначали, где находится стреляющий противник. Грохот и шум стрельбы усиливались. Аникину показалось, что вспышки стрельбы охватили сплошным пламенем весь фольварк, и он весь ощетинился против наступавшего взвода. Несколько взрывов, один за другим, озарили темноту на правом фланге. Прогремело значительно дальше рубежа аникинского взвода, в секторе наступления третьего взвода. Неужели бойцы Калюжного наскочили на мины?
Разбираться было некогда. Танк, не сворачивая и не предпринимая маневров, с налету зацепил угол сарая. И без того развороченное посередине строение, увлекаемое инерцией многотонной машины, в секунду сложилось, словно карточный домик. Вместе с оглушительным треском ломаемых и лопающихся досок в небо взлетело ярко-красное пламя вместе со снопом искр. Скорее всего, экипаж всадил в фашистский пулеметный расчет зажигательный снаряд, и в сарае занялся пожар. Когда танк своим бортом разворотил постройку, пламя вырвалось на воздух и вспыхнуло с новой силой.
Территорию фольварка высветило, будто на него навели красный прожектор. Вдоль каменных стен одноэтажного, но массивного, с длинным фронтоном, здания мелькали фигуры.
Это были немцы. Почти у всех за спинами торчали огромные рюкзаки с солдатской поклажей. Они отбрасывали на стену гигантские растянутые тени. Казалось, что это пляшут на своем жутком шабаше какие-то гиганты-горбуны.
Вот из-за дровни, аккуратно выложенной в несколько высоченных рядов и накрытой какой-то дерюгой, выскочили один за другим два черных силуэта. В этот момент «тридцатьчетверка» немного сбавила ход. Танковые пулеметы выкашивали сновавших вдоль стены каменного дома, а башня начала стремительно разворачиваться вправо, в сторону методично озарявшейся вспышками вражеских пулеметов темноты. Получалось, что к дровам и выскочившим из-за них, как из табакерки, двум чертикам танк был повернут правым бортом.
У этих не было никаких рюкзаков. Они сжимали в руках что-то наподобие коротких, толстых копий. «Фаустники»! Они синхронно припали на колени и почти одновременно вскинули на плечи свои гранатометы. В этот момент сразу несколько ППШ в руках бежавших выпустили по ним свои очереди. Отсветы пламени от горевшего как свеча сарая оказались на руку. Без зарева пожара «фаустников» вряд ли удалось бы засечь.
Одного из фашистов пули хлестко завалили на бок. Второй как стоял на колене, так и уткнулся лицом вперед, с «фаустпатроном» в руках.
В этот момент бойцы Аникина уже были возле сарая. Жар обдавал уже на подступах, за несколько метров.
– Не жмитесь к сараю! – криком хлестанул Андрей по маячившим впереди спинам. – Вы там как на ладони… Шева!
– Я, товарищ командир!..
– Бери своих и – за левый угол каменного дома. Проверите, что там, на фланге… Обойдете дом и смещайтесь вправо…
– Понял, товарищ командир… – прокричал Шевердяев и, окликая бойцов своего отделения, под пулями побежал влево от догоравшего сарая.
– Мамедов! Мамедов!.. – пытался докричаться Андрей до своего командира второго отделения. Но в этот момент оглушительно громыхнуло башенное орудие «тридцатьчетверки». Гул выстрела, отразившись от каменной стены, ударил в уши и невольно заставил всех припасть к земле. Андрею показалось, что барабанные перепонки не выдержали. Сильнейшая боль резанула в левой части затылка. Аникин зажмурился. На секунду земля под ним покачнулась. Сарай, и танк, и кричавшие, и стрелявшие вдруг сдвинулись с места и закружились, как на карусели.
– Товарищ командир… товарищ командир… – Аникин, мотнув головой, стряхнул наваждение. Прямо перед ним, отражая зарево огня, блестели угольно-черные глаза Мамедова.
– Товарищ командир… вы ранены? – тряся его за плечо, кричал ему в лицо командир отделения, обдавая горьким запахом махорки.
– Нет… нет… не ранен… – хрипло отмахнулся Аникин, приходя в себя. – Контузия, наверное, аукнулась… Мамедов!.. Черт…
– Да я слышу, товарищ командир… – нетерпеливо ответил боец, перехватывая ППШ в покрытых копотью руках. Весь он был охвачен пылом боя.
– Вы видели, как Кокошилов «фаустников» завалил?! – возбужденно закричал Мамедов. – Уже и трофеи подобрал, чертяка…
– После… – перебил его Аникин. – Со своими двигаешь к дровням. Идете справа от танка. Бока ему прикрываете… Понял?!
– Так точно… – с готовностью кивнул Мамедов и тут же рванул исполнять приказ.
– Только вперед не лезьте, держитесь следом за «тридцатьчетверкой»!.. – вдогонку крикнул старший лейтенант.
– Понял… – на бегу отозвался Мамед.
Справа, из-за плеча, возник Липатов. Замкомвзвода шумно выпускал воздух, стараясь восстановить дыхание, одновременно отирая с лица пот рукавом телогрейки.
– Уф… бьют, гады, так, что не проскочить… Там у них с краю, товарищ старший лейтенант, что-то вроде хлева. Или конюшня… черт их знает. Запах стойкий на всю округу… Так они там точку пулеметную оборудовали. Без передышки, гады… И эти еще, с «фаустпатронами»…
– Что слышно от Колюжного? – тревожно перебил его Аникин. – Вышли они к фольварку?
– Натолкнулся на их Конькова. «Пэтээровец» из взвода Колюжного. Вы знаете Конька? Здоровый такой…
– Неважно… – снова перебил Аникин. – И что Коньков?
– Говорит, на мины напоролись. Чуть не полвзвода – в воздух… – выдохнул Липатов. – Не повезло Колюжному… Как раз в их секторе немцы минами подступы к хутору нашпиговали…
– Черт… – выругался Аникин. Сбылись его худшие предположения.
– Ну кто-то хоть прорвался к фольварку из третьего взвода? – не сдерживая досады, спросил он.
– Трудно сказать, товарищ командир… – поневоле оправдываясь, ответил Липатов. – Конь, то есть Коньков, сам толком не мог ничего сказать. Еле два слова из него вытащил. Сам не свой. Колюжного не видел. Там еще пулемет, товарищ командир. Фашисты лупят по ним без зазрения совести…
– Ладно… – остановил его Аникин. – Тогда мы – туда. Найди Затонского, пусть берет своих людей и – на правый фланг. Надо этот угол зачистить от всяких фашистских гадов…
– Так я ж… – обрадованно вскинулся Липатов. – Я ж Тоню только что видел!.. То есть Затонского… Он со своим отделением как раз к пулемету этому подполз, будь он неладен…
– Давай… – толкнул его в плечо Аникин. – Веди, Сусанин, туда…
Они, согнувшись в три погибели, побежали вдоль ряда голого кустарника, обозначавшего на манер забора периметр фольварка. Треск и грохот выстрелов преодолевали истошные крики, ругань и рычание. Похоже, где-то уже вступили в рукопашную схватку.