Закончив со Штаймом, Хаген, отложив свой «Маузер» в сторону, тут же взялся за рану Ранга. Пришлось повозиться, разрезая вдоль пропитанный кровью рукав шинели. Для этого Хаген использовал лезвие для бритья из пачки, найденной в подсумке запасливого Вильриха.
Затем он сделал укол обезболивающего, инъекция которого была в индивидуальном пакете убитого, но Готлиб все равно стонал и корчил гримасы, пока Отто обрабатывал ему рану, а потом туго перебинтовывал руку.
Когда дело с перевязкой было закончено, Хаген обессиленно откинулся спиной на землю и замер, переводя дух. Он чувствовал такую усталость, что не мог пошевелиться. Теперь ему было все равно. Пусть даже иваны придут и застрелят его или начнут давить гусеницами своих танков. Все равно… Номер Штайма, оказывается, был 557… Это все, что осталось от него. Ни имени, ни фамилии. № 557. Набор цифр – вот все, что он сберег в этой воронке для своей ненаглядной Элизабет. К черту, к черту, к черту…
– Спасибо, Отто… – раздался вдруг голос Ранга. Он был слаб, как будто доносился с того света.
– Мне-то за что?.. – отозвался Хаген. – Говори спасибо Вильриху… Вот ему…
Хаген кивнул на убитого с вытекшим мозгом.
– Стрелок Бруно Вильрих… Я его не знал… – проговорил Отто. – Бедняга одолжил тебе, Готлиб, свое обезболивающее. Его солдатская книжка выдана еще в 25-й дивизии. Ты знал его? – спросил Хаген, оборачиваясь к Рангу.
– Только в лицо… – отозвался тот.
– Теперь у него и лица нет… – глухо ответил Хаген.
– Зато у него есть солдатская книжка… – выговорил Ранг. – А вот у Штайма ее уже нет. И вся надежда на опознавательный жетон…
Последние слова Ранг выговорил с неожиданной злостью. Насчет надежды – это он загнул. Для Штайма, с оторванной ногой и развороченными кишками, все надежды закончились в этой воронке.
– А ведь никому из нас, Отто, в батальоне «смертные» жетоны так и не заменили… Черт возьми…
Готлиб осекся, закусив губу.
– Да… ты прав… – согласно кивнул Хаген. Он понял, что имел в виду Ранг. В наспех сформированном истребительном батальоне у всего личного состава остались «смертные» жетоны, выданные в прежних частях. Ранг боялся, что из-за путаницы и чехарды с переформированиями по номерам «смертных» жетонов в канцеляриях не смогут правильно опознать погибших.
Воздух наполнился нарастающим воем. Тональность этого воя становилась все ниже, пока не перешла в надрывный рев, оборвавшийся взрывом, взметнувшимся где-то около самой опушки леса. Тут же прогрохотал второй, третий взрыв, и вскоре все пространство до самых позиций заградительного обвода окутала взвесь разрывающихся мин. Мины ложились порциями, сразу по пять-шесть, широкими квадратами разбрасывая снопы взрывов на двадцать-тридцать метров друг от друга.
Воронку, где укрывались Хаген и Ранг, захлестнула лавина земли, грохота и горького, вонючего дыма. Отто почувствовал, как земля надсадно вздрогнув, приняла в себя тяжеленный ревущий «чемодан» крупнокалиберной мины. Как торс боксера, которому противник-левша со всей силы нанес удар по печени. 150 миллиметров, не меньше… Мины, судя по звуку, летели из глубины. Может быть, даже из-за озера. Значит, это полковые минометы второй линии обороны обвода. Неужели русские уже заняли передовые позиции минометчиков? Об этом лучше не думать… Лучше не думать…
– А ведь Штайм тоже служил в дивизии «Курмарк»… – проговорил Хаген, стряхивая с плеч и с рукавов землю.
Он машинально ощупал карман, куда положил солдатскую книжку, фотографию и половинку жетона.
– Да, я знаю… – сказал Ранг.
Он ответил не сразу. Ему на спину тоже здорово насыпало земли. Когда Ранг перевалился обратно лицом кверху, струйки земляных крошек пересыпались в складках его шинели, словно в песочных часах.
– У него был № 557… – добавил Готлиб.
– Да… верно… – оживился Отто.
Его почему-то удивило, что Ранг помнит номер убитого.
– Знаешь… Штайм мне как-то признался… – произнес Ранг. – Он признался, что знает наверняка, что его убьют и что свою Элизабет он больше никогда не увидит. Он почему-то вбил себе в башку, что если его убьют, то ей обязательно пришлют половинку его жетона. «Вот эту, видишь…» – твердил он и все тыкал мне пальцем в свой жетон. – «Номер 557. Понимаешь, Готлиб? Вот эту самую половинку. № 557. Это наш общий номер, ведь мы – муж и жена. Один номер на двоих. Эта половинка принадлежит ей. Ведь мы – две половинки… Как в старой легенде. Ты знаешь легенду о двух половинках?..»
– Он действительно так говорил? – переспросил Хаген, оглядываясь на труп Штайма.
– Это была его мысль… самая заветная… – произнес Ранг. – Ты не знаешь, эту половинку… ну, «смертного» жетона… Ее действительно могут прислать? Домой?..
– Не думаю… – поворачиваясь на спине, сплюнул в грунт Отто. – Кто будет возиться с пересылкой? Эти половинки наверняка оседают в какой-нибудь фронтовой канцелярии, где штампуют похоронные извещения. А оттуда домой уходит обычная бумажка с печатью.
– Бумажка… – эхом повторил Ранг. – Ну уж нет, Отто… Черта с два им, а не бумажка. Мы должны отсюда выбраться во что бы то ни стало… И собственноручно вручить этот жетон фрау Штайм.
– Пусть не обижается Рихард, упокой Господи его душу… Но, думаю, эту миссию почел бы за честь выполнить каждый солдат нашего батальона… – с горькой усмешкой произнес Хаген.
Готлиб согласно кивнул, и подобие улыбки на миг озарило его страдальческое выражение лица.
Кровотечение вроде остановилось, но Готлиба теперь начинало лихорадить. Он стал поеживаться и дрожать, словно в ознобе.
– Да… У Штайма был талант рассказывать… – выговорил Ранг, бережно поправляя на перевязи свою раненую руку. – Я как будто знаю эту Элизабет сто лет… Знаешь, Отто, это, конечно, грешно… и Рихард слышит… Но она даже мне снилась… пару раз… Как в рассказах Рихарда… Только вместо него был я… На его месте, понимаешь? До войны я не успел завести девушку. Думал: накоплю денег, и вот тогда… Я работал в автомастерской. В Бад Залцшлирфе… Но деньги я тратил на пиво. И на пуф… В Бад Залцшлирфе был отличный бордель. Туда приезжали всякие толстопузые толстосумы согнать лишний вес и поправить свое ожиревшее здоровье… Знаешь, с хозяином мастерской мы часто ездили в Герсфельд. За запчастями… Ведь Штайм был из Герсфельда… Знаешь, ведь мы оба гессенцы… Я из Шлица. А Рихард – из Герсфельда. Я старше его на три года… Я вполне мог бы встретить Элизабет. И познакомиться с ней…
– Но ее встретил Штайм… – сухо проговорил Хаген и вздрогнул. Он будто опять почувствовал ледяной холод окоченелого трупа, когда прикоснулся пальцами к шее Рихарда в поисках его «смертного» медальона.
– Да… да… ты прав… половинки… – закивал Ранг. – Я бы очень хотел еще раз побывать в Герсфельде. Чтобы… чтобы… передать ей этот жетон…