Он оказался прямо на пути Хагена. Тому ничего не осталось, кроме как подхватить тяжелое тело за безвольно болтавшуюся свободную руку. Возможно, раненый был еще жив. Это был офицер. Бинт, наспех намотанный на его голове, весь набряк кровью. Он не подавал никаких признаков жизни.
– Спасибо… спасибо… – повернув потное лицо совсем еще мальчишки, забормотал солдат. – Никто не хочет помочь… Герр оберлейтенант… Его надо вынести…
Он еле стоял на ногах, покачиваясь под тяжестью давившей на плечи ноши. Оберлейтенант имел долговязую, тяжелокостную комплекцию.
– Погоди, один ты не унесешь… – остановил солдата Хаген. – Давай вдвоем… Под руки его…
Пока они возились с совершенно беспомощным телом лейтенанта, возле них оказался гауптвахмистр. Он неожиданно суровым, не терпящим препирательств голосом приказал уложить оберлейтенанта на землю. Резким движением гауптвахмистр скинул свою расстегнутую куртку на землю возле раненого.
– Берите… – приказным тоном сказал он, нагибаясь и хватая оберлейтенанта за обе ноги. – Не стойте как истуканы!.. Хватайте скорее… За руки… Аккуратнее, черт возьми… Это же не мешок… на куртку… Кладите аккуратнее… Вот так…
Когда Отто неловко потянул офицера за правую руку, тот застонал и пошевелился. Что ж, хотя бы подал знак, что за его жизнь стоит бороться… Гауптвахмистр быстрыми движениями перехлестнул возле колен углы широких пол армейской куртки и накрепко перевязал их двойным узлом.
– Вы берите за основания рукавов… – продолжал распоряжаться Пфлюгер. – Поняли? Теперь взяли и понесли…
Поначалу нести раненого втроем Хагену показалось легко, но спустя сотню метров он начал сильно уставать. Отто терпел, сжав зубы, и держал рукав куртки изо всех сил. Очень сильно мешали амуниция и винтовка, и еще деревья, между которыми все время надо было петлять, и оберлейтенант, который с каждым шагом казался все тяжелее.
Куртка гауптвахмистра, несмотря на ее внушительные размеры, была коротковата для такой ноши. Тело провисало, почти касаясь земли, будто в гамаке, из которого торчали ноги и правая рука офицера, которая все время норовила зацепиться за ствол сосны. Поначалу голова раненого свешивалась из-за воротника куртки, болтаясь на весу, но гауптвахмистр приказал остановиться, и они сообща сдвинули оберлейтенанта ногами вперед.
Второй солдат с застывшим на лице собачьим подобострастием и преданностью исполнял все приказы гауптвахмистра. Казалось, он все еще не верил, что нашлись люди, оказывающие помощь в спасении его командира.
Гауптвахмистр, одной правой рукой держа узел, подвязывающий ноги раненого, демонстрировал недюжинную силу. Он вышагивал в одном кителе, периодически меняя руки, и не показывая ни намека на усталость. При этом он умудрялся рассуждать вслух о доблести того подчиненного, который в смертельно опасную минуту, забывая о своей собственной жизни, делает все возможное и даже невозможное для спасения военачальника.
По словам гауптвахмистра Пфлюгера, офицеры почти все погибли. Когда полк пошел на прорыв, русские в первую очередь вели стрельбу по офицерам, стараясь выбить их и тем самым дезорганизовать прорывающиеся колонны артиллеристов и гренадеров.
– Это просто чудо, что оберлейтенант выжил. Это благодаря вашей преданности, солдат… – повернувшись в сторону рядового, не сбавляя шага, говорил Пфлюгер. – Если мы выберемся, я обязательно постараюсь, чтобы вас представили к награде… Как вас зовут, солдат?
– Панцергренадир Клоберданц [12] , герр гауптвахмистр… Моторизованный гренадерский полк… Оберлейтенант Моль командовал нашим взводом… На Зееловских высотах мы входили в состав дивизии «Курмарк».
– «Курмарк»? – не выдержав, воскликнул Хаген. – Я тоже из «Курмарка». Подразделение истребителей танков лейтенанта Дама. Наши позиции находились возле хутора Хаттенов…
– Мы располагались вдоль канала Гаупт Грабен… – проговорил Клоберданц. Он тоже явно обрадовался, увидев однополчанина. – Оберлейтенанта ранило там в левую руку. Он мог отправиться в госпиталь, но остался с нами…
– Гаупт Грабен. Это совсем рядом с нами… – отдуваясь, произнес Отто. – Русские лезли там напролом…
– На берегу канала осталось больше половины наших ребят… – глухо сказал Клоберданц. – Когда полк вывели в район Шпреевальде, в нашем батальоне едва набиралось сто человек. В бронетранспортерах была куча свободного места.
Слова гренадера всколыхнули в памяти Хагена кромешный ад обороны Зеелова. Здесь, на линии заградительного обвода, все повторялось в не меньшей степени жутко и кроваво. Отто казалось, что круги ада замкнулись и он проходит их снова и снова, не в силах вырваться за пределы.
Пулеметная стрельба раздалась где-то позади, совсем близко. Ей ответили автоматные очереди, беспорядочная винтовочная стрельба. Истошные крики перекрылись взрывами. Кто-то метал гранаты, сопровождая каждый бросок руганью. Это была русская ругань. Значит, враг уже совсем близко.
– Нам надо ускориться… – обернувшись, торопливо произнес Пфлюгер.
Подхватив в коленях ноги оберлейтенанта, он зашагал еще быстрее и шире, так, что Хаген с гренадером за ним еле поспевали.
– Вы католик, панцергренадир Клоберданц?
– Так точно, герр гауптвахмистр… – с полным соблюдением субординации отчеканил гренадер.
Вышколенный вояка… Русские уже практически взобрались им на плечи, а он ни на секунду не потерял самообладания. Только и хлопочет, что о своем командире.
– Я так и понял, панцергренадир… У вас очень старая католическая фамилия… – принялся рассуждать гауптвахмистр.
– Мой дед был священником, герр гауптвахмистр… – с еле сдерживаемой гордостью ответил панцергренадир.
– Ваши предки могут гордиться вами, солдат! – с пафосом произнес гауптвахмистр, перехватывая ноги оберлейтенанта в другую руку.
В душе Отто поднялась буря эмоций. Какого черта они затеяли тут эти религиозные беседы? Они что, не соображают, что русские сейчас всадят им в спины порцию свинца и вся божественная комедия на этом закончится? Может быть, герр гауптвахмистр еще предложит остановиться и помолиться всем вместе за выздоровление оберлейтенанта и за победу германского оружия? Черт возьми…
Хаген еле удержался, чтобы не выпустить из рук злосчастный рукав куртки гауптвахмистра и не броситься бежать – вперед, куда глаза глядят, подальше от этой чертовой войны.
Слева, в глубине леса, раздался рокот танковых двигателей и следом – оглушительный стук работающего пулемета и треск ломаемых деревьев. Как будто гигантский бронированный носорог ломился сквозь чащу с одним желанием – растоптать бегущих в страхе между деревьями. Все, кто был способен, уже перешли на бег, вопреки смертельной усталости. Страх подстегивал, точно плеть, заставляя даже самых утомленных и раненых быстрее перебирать ногами.