– Эй, ты живой? – донесся до бойца голос Кокошилова.
В нем звучала неподдельная тревога. Латаный ответил не сразу, пытаясь выплюнуть пыльную гадость, набившуюся в легкие.
– Да живой! Кхе-кхе…
– Вот черт! Чего же молчишь…
Кокошилов выдохнул вслух с явным облегчением.
– Как ты? – снова крикнул он.
– Нормально… Чуть бревном по башке не получил. Но мимо… Ты это… слышь?..
– Слышу…
– От бородавки – три кирпича возьми… Видишь, рельса торчит стоймя?..
– Щас, погоди… – отозвался Кокошилов.
Ему требовалось пара секунд, чтобы обработать полученную от Латаного информацию. Прицел Латаного оказывал его хозяину незаменимую услугу, давая возможность в деталях изучить баррикаду и при первой же «засветке» обнаружить новые позиции пулеметчиков и «пэтээровцев», которые шустрая немчура все время меняла.
Увиденным Латаный по-товарищески, напополам делился с Кокошиловым, корректируя огонь его пулемета. И в качестве целей, по прихоти, которую он бы и сам не объяснил, предоставлял Кокошилову возможность отрабатывать по вражеским пулеметчикам, оставляя за собой всех остальных.
В процессе корректировки огня кокошиловского пулемета выработался определенный язык: «бородавкой» Латаный окрестил стационарную огневую точку с башней «пантеры», «кирпичами» называл железобетонные секции, границы которых просматривались четко, словно швы в кирпичной кладке.
– Ну, отсчитал… – подал голос Кокошилов.
– Прямо под рельсой, справа. Хмырь в каске. Пулеметчик… Во… застрочил…
– Вижу… – коротко отзывался Кокошилов.
Тут же его голос сменялся оглушительным «та-та-та» трофейного пулемета.
В цейссовском прицеле Латаного вся картина результативности стрельбы Кокошилова была видна как на ладони.
– Есть! – азартно кричал Латаный, отнимая глаз от окуляра и тут же перебираясь к соседнему оконному проему, где его терпеливо ждало противотанковое ружье.
Он постоянно менял позицию, ведя стрельбу по очереди из каждого из трех окон зала. Во всех трех деревянные оконные рамы были начисто стесаны огнем вражеских пулеметов и стрелкового оружия.
Уже на новом месте Латаный высмотрел в трубку оптического прицела, как над убитым Кокошиловым фашистом суетятся две склоненные каски, оттаскивая его куда-то в глубь баррикады.
Вдруг неясный нарастающий гул возник где-то слева. Высунуться из окна и посмотреть, что там, было бы подобно самоубийству. Трубку Латаного приковала к себе «бородавка». Она снова с оглушительным грохотом выплюнула снаряд, на этот раз в сторону устья улицы, где укрывались «тридцатьчетверки». Мощному орудию «пантеры» в паре с курсовым пулеметом удавалось легко гасить попытки русских атаковать. Несколько раз 75-миллиметровые снаряды взрывались в сантиметрах от брони танков Шаталина и Головатого.
Расчет немецкой «сорокапятки», обескровленный меткими выстрелами противотанкового ружья Латаного, тем не менее продолжал вести огонь по позициям штрафников и вражеским машинам, маневрировавшим в узкой горловине противоположной улицы.
Позиция фашистского орудия скрывалась за нагромождением бревен и рельс как раз против улицы, что облегчало артиллеристам работу по целям. Корпус танка Головатого выдержал уже три попадания 45-миллиметровых снарядов. На броне машины Шаталина немецкие артиллеристы оставили две вмятины. Много неприятностей доставляли танкистам вражеские «фаустники», которые в первые минут двадцать боя просто не давали высунуться. Небольшой диаметр площади создавал благоприятные условия для стрельбы из гранатометов, некоторые из которых отличались значительной мощностью.
Поначалу оборонявшие баррикаду палили из фаустпатронов, «панцерфаустов» и «панцершреков» непрерывно. Особенно фашистов раззадорил дружный залп из гранатометов, организованный штрафниками в самом начале перестрелки. Но спустя час интенсивность стрельбы из этого вида оружия снизилась, а потом и вовсе сошла на нет. И Аникин с бойцами, и танкисты сделали правильный вывод, что запасы фаустпатронов и зарядов к «панцершрекам» у фрицев не безразмерны и снабжение боеприпасами, которое можно было бы предположить, отсутствует.
Несмотря на угрозу получить реактивную гранату или очередной 45-миллиметровый бронебойный себе в гусеницу или, еще хуже, 75-миллиметровый в башню или корпус, танки раз за разом предпринимали попытки уничтожить стационарную огневую точку и тем самым расчистить себе наступление на баррикаду.
За время боя мощное укрепление, возведенное фашистами, порядком поиздержалось. Снаряды 85-миллиметровых танковых орудий «тридцатьчетверок» проделали в баррикаде немало брешей. Оба здания, слева и справа окаймлявшие оборонительное сооружение, горели. Языки пламени были хорошо видны сквозь оконные проемы, откуда то и дело вырывались клубы черного дыма.
Но двойная порция боекомплекта, взятая в обе машины перед началом штурма квартала, уже подходила к концу, а отряд все так же упирался в по-прежнему неприступную баррикаду.
Причину гула, стремительно нараставшего по левой стороне, Аникин увидел одним из первых. Высокий чердак двухэтажного дома, следующего за тем, где занимали позиции Латаный и Кокошилов, представлял собой отличное место для наблюдения. Сразу за ним был поворот на соседнюю улицу, которая подходила к площади под острым углом.
Сначала Андрей увидел дульный тормоз внушительных размеров и ствол. Он все выдвигался и выдвигался вперед, пока, наконец, не пришел черед башни. Неожиданное появление из-за поворота здесь, на убитой грязью брусчатке, этого танка было таким внезапным, что показалось чудом. Вблизи он выглядел огромным.
«Неужели это группа Настасенко?!» – мелькнула в голове Аникина радостная мысль.
Он знал, что второй взвод штрафников в составе штурмовой группы прикрывал наступление «ИСов» где-то на левом фланге. Значит, они вели зачистку соседней улицы.
Ход мыслей Аникина прервался снопом огня и дыма, который изрыгнул широченный дульный тормоз «ИСа». Перед выстрелом танк чуть замедлил ход, будто раздумывая, куда ему нанести сокрушающий удар своим 122-миллиметровым кулаком. Он выбрал «пантеру». Снаряд в мгновение преодолел сто с лишним метров и накрыл взрывом левую сторону баррикады.
Когда дым развеялся, кто-то из штрафников даже не сдержал радостного матерного междометия. Из вкопанной в мостовую башни немецкого танка валил дым, клубы которого оседали на баррикаде и расходились по всей площади.
Подавивший стационарную огневую точку выстрел «ИСа» послужил сигналом для новой волны наступления. Танк Шаталина, выдвинувшись первым, точным выстрелом добил истекавший кровью немецкий расчет «сорокапятки». Головатый вывел машину следом, и оба танка стали медленно продвигаться вперед, в два ствола ведя стрельбу по баррикаде. Они старались бить в левый край сооружения, стремясь расширить проломы, образовавшиеся в железобетонных блоках от снарядов русских танков.