Следуя указаниям командира, шевердяевцы, достигнув скверика, заняли удобные позиции вдоль деревьев, чтобы дождаться второго звена группы и обеспечить прикрытие их продвижению.
Как только танк Шаталина преодолел метров десять по наклону улицы, снизу, от маячивших вдалеке домишек, прилетел снаряд, разорвавшийся на тротуаре, метрах в трех от «тридцатьчетверки». Немцы сразу обозначили очередной свой рубеж, который достаточно четко просматривался в бинокль с верха разрушенной баррикады.
Улица чем дальше, тем забирала вниз с еле заметным уклоном. Групп деревьев становилось все больше, домов – меньше, и отстояли они друг от друга по ширине мостовой на все большем расстоянии. Мостовая ширилась книзу, словно русло речки, в которую впадало все больше ручьев. Для улицы такими протоками становились переулки, практически из-за каждого дома выруливавшие на проезжую часть. В самом низу дорога переходила в немощеное открытое пространство, больше похожее на обыкновенный пустырь, заставленный какой-то техникой, похоже, гражданского назначения.
Сразу за пустырем с укатанной, хорошо утрамбованной землей, начинались компактно сгруппированные, невысокие строения, примыкавшие к длинному белому зданию, напоминавшему депо или ремонтные цеха. Оно было сплошь покрыто темной, местами бурой, видимо, от ржавчины, жестяной крышей.
За строением, напоминавшим депо, виднелись крыши товарных вагонов и макушки цистерн. Рядами тянущиеся спины составов ясно указывали на то, что вплотную к пригороду примыкала железная дорога. Возможно, улица и примыкавшие к ней переулки служили для подвоза к железнодорожным составам различных грузов.
Похоже, догадки Аникина и Головатого соответствовали реальному положению дел. Все приметы указывали на то, что перед ними была кольцевая берлинская железная дорога – внутренний оборонительный обвод обороны Берлина, та самая «зеленая линия», которую командование обозначило для штурмового отряда главной целью прорыва на этом направлении.
Два выстрела, один за другим, обозначились белым дымком среди строений вблизи депо, и тут же с ревом два взрыва сотрясли мостовую перед баррикадой. Дымные волны щебня и вырванной с землей брусчатки обдали стены близстоящих домов.
Танк Головатого в это время уже миновал развернутую поперек дороги вагонную платформу и продвинулся вслед за машиной Шаталина. Экипаж старшего лейтенанта на начавшийся обстрел со стороны железной дороги отреагировал практически мгновенно. Машина замедлила ход и, вздрогнув от произведенного выстрела, тут же возобновила движение с прежней скоростью.
Разлетистый земляной сноп вырос в череде строений возле железной дороги. Вторя командирскому танку, свой снаряд по вражеским позициям тут же выпустили танкисты Шаталина. Их снаряд лег практически на одной линии с предыдущим взрывом, продемонстрировав ювелирную работу наводчика.
Не давая немцам роздыху, «тридцатьчетверка» Головатого опять произвела выстрел. На этот раз клубы огня и дыма взметнулись в самом центре длиннющего депо. Когда пыль и дымные клубы немного развеялись, они открыли зияющий провал в разрушенной стене и сорванной кровле строения. К моменту очередного взрыва в полосе, прилегающей к железной дороге, машина Шаталина уже продвинулась практически вплотную к скверу, где среди стволов деревьев залегла группа Шевердяева. Они вели ожесточенную перестрелку с противником, который засел в домах, идущих вдоль по улице. Там же осели отступившие с рубежа баррикады.
К этому времени все бойцы отдельной армейской штрафной роты, действовавшие в составе штурмового отряда, уже покинули рубеж баррикады. Аникин до последнего момента надеялся увидеть людей из взвода Настасенко. Но никто из них на площади так и не появился. Из соседних кварталов по левую руку доносились звуки жаркого боя. Оттуда и пришел на выручку группе Головатого – Аникина бронированный богатырь «ИС-2». Трудно сказать, чем бы обернулся штурм баррикады, не появись здесь, на площади, этот исполин, который в клочья расколошматил своей 122-миллиметровой пушкой и немецкую «пантеру», и баррикаду.
Спускаясь по рельсам и искореженной арматуре, Андрей успел заметить, как громадина «зверобоя», взревев двигателями, развернулась на месте на сто восемьдесят градусов, взрыхлив мостовую и вывернув брусчатку из земли по всему диаметру, и медленно удалилась по площади влево, исчезнув за остовом полуразрушенного углового здания.
Сам Шевердяев и двое бойцов группы «вира» сумели продвинуться к стоящему справа одноэтажному строению без окон, с кладкой из большого серого нештукатуреного кирпича. Они вели оттуда огонь из винтовок и автоматов по противостоящему через дорогу двухэтажному дому, оконные проемы которого выходили частью на улицу, а частью в сквер.
Оттуда работал вражеский пулемет и велась интенсивная винтовочная стрельба. Когда танк Шаталина приблизился к месту перестрелки, фашистский «фаустник», появившийся в оконном проеме этого дома, успел разрядить свой одноразовый гранатомет. Но выпущенная граната не достигла цели, в полете ударившись в ствол высоченной акации. От взрыва дерево переломилось пополам и с треском рухнуло на проезжую часть поперек мостовой, достав безлистой кроной до противоположного края улицы.
Танковое орудие тут же ударило в ответ. Фугасно-зажигательный снаряд был выпущен танкистами практически в упор и угодил в проем окна. Взрыв страшной силы потряс здание до основания, наполнив его истошным криками, треском и гулом.
Огненный смерч и клубы дыма и гари вырвались наружу из всех прямоугольных проемов на первом и втором этаже. То ли вихри смертельного смерча, то ли силуэты людей заметались внутри. Объятая пламенем фигура перевалилась через подоконник. Ударившись о землю, она проползла еще метр в пароксизме агонии и осталась лежать, горя жутким костром.
Горящая дверь дома вдруг широко распахнулась, будто открытая настежь ударом ноги. Красное марево пожара выплюнуло наружу живой факел. С ног до головы охваченная яркими всполохами огня, угольно-черная в сердцевине фигура в шинели и каске с диким воплем выбежала наружу. Солдат бросился бежать по брусчатке поперек улицы и неожиданно резко, плашмя опрокинулся во весь рост. Крик его захлебнулся, перейдя на какой-то заунывный вой, потом стон. Потом он умолк, но тело, пожираемое огнем, продолжало корчиться в судорожных конвульсиях.
«Тридцатьчетверка» Шаталина обогнула упавшее дерево и, приняв влево, остановилась в виду горящего дома. Теперь его стены заслоняли машину от фронтальных выстрелов вдоль улицы, которые производили со стороны железной дороги. Пока с такого расстояния нельзя было разобрать, кто вел обстрел – танки или артиллерия, и где точно располагались вражеские расчеты или экипажи. Воронки вражеские снаряды оставляли внушительные – калибр не меньше 75 миллиметров.
Позиции немцев были хорошо замаскированы, но они снова открыли стрельбу слишком рано. Аникин даже в глубине души удивился: орудийная стрельба, так внезапно начатая немцами со стороны железной дороги, велась практически по баррикаде, то есть по собственным позициям. Снаряды могли запросто накрыть своих. Возможно, у этих рубежей была налажена радиосвязь или другие средства связи и оборонявшие «зеленую линию» оперативно узнали, что русские захватили баррикаду и решили так же быстро издали атаковать.