«Вопросы, вопросы, – думал Егор, гоня машину вперед. – Получить бы ответ хотя бы на один из них».
Чтобы не стоять в пробках, он мчался по объездным путям, оставляя позади зигзаги переулков и пулей проскакивая перекрестки. Это было рискованно – он легко мог врезаться в таких же спешащих автовладельцев, а то и подставить бок под чей-нибудь сокрушительный бампер. Но что-то внутри него подсказывало, что ничего с ним в этой гонке не произойдет, и он только добавлял газу, видя перед собой хотя бы стометровый просвет.
«И отец пропал, – вспомнил он. – Столько лет я ждал этой встречи и вот дождался. Хотя бы записку оставил или какой-то знак. Ничего. Видно же, что только что был. Чай недопит, дверь открыта, тапочки в коридоре… Стоп! Тапочки на месте. Значит, он был обут. Когда похищают людей, их не обувают. Хотя… что я в этом понимаю? И тем не менее. Он обулся. Не значит ли это, что он вышел по своей воле? Тогда что же получается? Что он действительно сбежал от меня? Ерунда какая-то. Нет, здесь что-то не то…»
Обуреваемый потоком мыслей, сбитый с толку этими злосчастными тапочками, испытывая острый страх за Жанну, Егор подлетел к дому профессора Никитина и гигантскими прыжками взбежал на второй этаж.
«Сейчас он мне расскажет, – мстительно подумал Егор, вдавливая кнопку звонка и не отпуская. – И про Жанну, и про отца, и про все остальное. Он должен знать, что с ними случилось. И я заставлю его говорить».
Дверь не открывалась.
Может, звонок не работает? Егор прислушался, не отпуская палец от звонка.
Нет, звонок работал. За двойными дверями едва слышно, но все же улавливалось слабое дребезжание. Видимо, профессор ушел по своим делам.
В спешке Егор об этом как-то не подумал и теперь растерялся, не зная, что ему делать. Вся его надежда внести ясность в происходящее была на профессора Никитина. Но того нет, и неизвестно, когда будет.
У Егора остались ключи от его квартиры, и при желании он мог бы попасть внутрь. Но входить без профессора было бы дурным тоном, а кроме того, это могло изрядно его разгневать. Будь они в прежних отношениях, подобный поступок сошел бы с рук. Но теперь, когда их вроде бы ничего не связывало, Егор не имел никакого права вламываться в дом постороннего, как он сейчас воспринимал профессора Никитина, человека.
Стоя под дверью, Егор ломал голову над ситуацией. Быть может, старик скоро вернется? Он был не охотник до пустого времяпрепровождения и всему другому предпочитал возню со своим прибором и записями. Должно быть, что-то важное отвлекло его от дел и вызвало из дома.
Что?
Не похищение ли Жанны? Быть может, похитители потребовали выкуп и профессор поехал на переговоры?
Нет, это исключено. Во-первых, Жанна не дочь олигарха, и похищать ее с целью выкупа – нонсенс. Во-вторых, вряд ли кому-нибудь известно финансовое положение Никитина. Что-что, а конспирироваться профессор умел, этого у него не отнять. Разве что кто-то из его клиентов решил порастрясти старика? Но после недолгого раздумья Егор отверг этот вариант. Клиентура подбиралась профессором лично, и вряд ли он мог позволить себе связаться с человеком, который позарился бы на его деньги. Нет, здесь что-то другое. Скажем, кто-то пожелал воздействовать на Никитина и с этой целью похитил Жанну. Но зачем воздействовать на профессора? Чтобы тот в свою очередь воздействовал на него, Егора; ибо что, кроме Егора, есть у Никитина такого, что могло бы заинтересовать похитителей? Быть может, им нужен прибор Никитина? Это логично. Прибор в обмен на Жанну. Но что стоит прибор без его создателя? Ровным счетом ничего. Только Никитин способен оживить его и дать желаемый эффект. Значит, потребуется и прибор и профессор. В обмен на Жанну.
Это уже похоже на истину.
Но если это так, то почему все случилось именно сегодня, спросил себя Егор. Почему не раньше? Что произошло именно сегодня?
А сегодня, вспомнил он, я ушел от профессора.
Вот оно!
Тот, кто планировал этот удар, наверняка учел, что его не будет поблизости. Иначе Горин смог бы предугадать недобрый замысел и предотвратить его. Но ничего такого он не смог сделать – по той простой причине, что бросил профессора. Егор вспомнил, что тот был вчера грустен и держался только потому, что привык никогда не выказывать своей слабости.
У Егора сжалось сердце. Значит, все произошло по его вине? И пропажа отца, и похищение Жанны, и исчезновение профессора…
Но почему он ничего похожего не заметил вчера во время разговора с Жанной? Ведь он мог предвидеть это похищение, стоило ему лишь повнимательнее присмотреться к ней, а не наливаться токайским.
Впрочем, Егор почти никогда не видел ее будущего. Девушка умела так воздействовать на него, что его дар как бы замирал в ее присутствии. И он ничего не имел против этого, поскольку полагал, что видеть ее будущее сродни тому, как если бы он стал подсматривать за ней в замочную скважину. Они часто шутили по этому поводу, и ни разу Егор не подумал о том, что, помимо всего прочего, обязан заботиться о ее безопасности. Но он возложил эту заботу на нее и профессора Никитина – и вот что из этого вышло.
Егор посмотрел на часы. Жанна в плену, и чем больше проходит времени, тем меньше у него шансов помочь ей.
Решившись, он достал ключи и открыл дверь. Вошел в прихожую и прямиком направился в кабинет профессора, горя желанием найти способ связаться с ним и сообщить о Жанне.
Но то, что он увидел, поразило его.
Все комната была перевернута вверх дном. Книги, бумаги, вещи лежали вперемешку на полу, дверцы шкафов были открыты, ящики стола торчали наружу.
Егор замер, ошеломленный увиденным. Он всякого ожидал, но такого!..
Вдруг позади него послышался какой-то шорох. Горин стремительно обернулся, но успел увидеть только черный силуэт. Вслед за тем ему брызнули в лицо какой-то жидкостью, он порывисто вздохнул, отпрянул назад – и потерял сознание.
Это было довольно большое, примерно десять на пятнадцать метров, помещение. Потолки достигали высоты не менее пяти метров. И все – пол, стены, потолок – было отделано ноздреватыми звукоизолирующими панелями. Дверь была обита сталью и, должно быть, соответствовала по прочности двери банковского сейфа. Окно на всю стену было наглухо забрано жалюзи, так что помещение освещалось только посредством люминесцентных ламп.
Егор сидел точно посреди этого помещения. Его поместили в стоматологическое кресло, прихватив руки широкими кожаными хомутами. Все остальное, правда, могло двигаться и шевелиться беспрепятственно, но проку от этого было немного.
– Зачем вы меня привязали? – спросил он.
– Для вашего же спокойствия, – ответил стоящий перед ним мужчина.
Он был высок, строен, жилист и обладал режущей глаз офицерской выправкой. На нем были непроницаемые зеркальные очки, скрывающие пол-лица, но Егор определил, что лет ему никак не меньше пятидесяти. Говорил он отрывисто и точно, голосом, привыкшим отдавать команды. Руки держал преимущественно по швам, изредка засовывая левую в карман. На безымянном пальце правой руки тускло блестело потертое обручальное кольцо, выдавая семьянина со стажем. Строгий гражданский костюм смотрелся вполне уместно, хотя Егору все время казалось, что к этому костюму недостает хромовых сапог. Назвался мужчина Курбатовым, ни больше ни меньше.