Егор уставился на генерала, что было не очень-то вежливо, учитывая его положение. Но Егору уже было все равно. Что-то будто прорвалось в нем, сломалась какая-то сдерживающая перемычка, и из него рвануло наружу все то, что накопилось за эту проклятую ночь.

– Ведь могли бы не трогать! Что мог им сделать этот несчастный старик? Да он мухи не обидел! Нет, убили, потому что свидетеля не хотели оставлять. Они, видите ли, профессионалы, к гребаной их матери. Их не волнует, что душам их после этого гореть в аду, да они и не знают, что такое ад. Приказ – вот что для них самое главное…

Егор уловил взгляд Чернышова, брошенный на него, и спохватился. Все его слова в равной мере касались и генерала, и тот мог, в конце концов, обидеться.

Но он забыл, с кем имеет дело.

– Свидетеля убирали? – переспросил Чернышов. – Гм. Значит, дело и вправду серьезное.

Он задумался, видимо, сопоставляя слова Егора с тем, что увидел возле ресторана. Замолчал и Егор, думая о том, что напрасно он пил; виски – штука коварная, вот и развязался язык, а хотел быть посдержаннее, похитрее. Он ведь давал себе слово, сидя на насесте, стать дальновидным, вдумчивым, больше присматриваться к окружающим и никому до конца не доверять. И что же? Утро не наступило, а он расщебетался, как птичка. А кто сказал, что у Чернышова нет своих особых соображений, что он станет биться за Егора, как за родного сына, а не сбросит его с рук долой, как только узнает всю его подноготную? Они, эти чертовы спецы, все из одного теста сделаны и если протягивают руку помощи, то лишь потому, что думают, как тебя получше использовать.

– Можно еще виски? – спросил Егор.

– Сколько угодно, – рассеянно сказал Чернышов.

Егор взял бутылку, налил полстакана. Чернышов лишь покосился, но ничего не сказал.

Егору внезапно стало стыдно за свои мысли. Человек примчался среди ночи, вырвал его из рук Курбатова, а он поливает его грязью, лакая при этом его же виски. Хороша благодарность. Как раз в духе того, кому пристало отсиживаться в канализации.

Заместитель бога.

А иди ты!

Желая прекратить мучительный поток мыслей, Егор приложился к стакану и тянул до тех пор, пока в нем не осталось ни капли. Он еще не допил, а хмель уже тупой волной ударил в голову и разом лишил тело ощущения того, что в нем есть кости, сочленения и такая мелочь, как центральная нервная система.

«То, что мне сейчас нужно, – думал Егор, – напиться и обо всем забыть. А там – будь что будет».

– Полагаю, тебе на сегодня хватит, – заметил Чернышов, забирая у него стакан.

Егор только мотнул тяжелой головой. Он все прекрасно видел, понимал и слышал. Но говорить что бы то ни было ему не хотелось, и Чернышов понял это и больше его не трогал.

Проехав по Кольцевой, они минут через пять свернули на незаметный проселок, тянувшийся среди унылого редколесья, и вскоре остановились перед шлагбаумом. Короткая проверка – и они двинулись дальше – до высоких железных ворот. Здесь последовала еще одна проверка, после чего ворота разошлись, и машина на небольшой скорости продолжила путь.

Егор, с усилием сохраняя способность трезво мыслить, увидел расходящееся пространство, четко разграфленное и уставленное разномастными, но очень аккуратными постройками. Ровные дорожки, спортивные площадки, яркий свет фонарей, стройные ряды жилых модулей.

– Это одна из наших баз, – пояснил Чернышов, увидев обращенные к нему глаза Егора.

– То есть рыбалки не будет, – констатировал тот.

– Ну почему? – улыбнулся генерал. – Всему свое время. Поживешь пока здесь. Тихо, спокойно, будет время осмотреться и принять решение.

– Ясно, – отозвался без воодушевления Егор.

Ему было все равно, куда его привезли. Главное, подальше от людей Ожогина. И потом, ему ли капризничать? Он хотел помощи – и получил ее; стало быть, принимай все как должное.

Броневик остановился возле двухэтажного плоского здания, напоминающего силикатный кирпич.

– Выходим, – скомандовал Чернышов.

– Ага, – кивнул Егор, выбираясь из машины на квадратную асфальтовую площадку.

Они вошли в здание, где их встретил вышколенный, как солдат из роты почетного караула, дежурный в форме капитана пограничных войск.

– Прошу сюда, товарищ генерал.

Вслед за дежурным они поднялись на второй этаж, и Егору показали его комнату.

– Располагайся, – стоя в дверях, сказал Чернышов. – Все необходимое здесь есть. Если что-то понадобится, обращайся к капитану. Все понятно?

– Так точно, товарищ генерал, – неловко пошутил Егор, брякаясь на постель. – А ничего, мне здесь нравится, – сообщил он с пьяной откровенностью.

– Утром увидимся, – продолжал Чернышов, делая вид, что не замечает его состояния. – Все, отдыхай.

– Спасибо… – вырвался у Егора последний спазм сарказма.

– Не за что, – улыбнулся несколько натянуто Чернышов и вышел.

Вместе с ним вышел капитан и затворил дверь.

Егор остался один.

Некоторое время он сидел без движения, слушая то накатывающийся, то утихающий шум в голове. «Как морские волны», – вяло подумал он. Затем, не вставая, разделся, кое-как сложил одежду, вытянулся на постели, так и не разостлав ее, и мгновенно уснул.

Новые обстоятельства

Спал он недолго. Восьми еще не было, когда он поднял голову с подушки и уткнулся взглядом в оглушительно тикающий циферблат.

«Нарочно поставили, чтобы тикали, – подумал он. – Чтобы спать не давали. Правильно, нечего залеживаться. Здесь не то место. Кстати, о месте. Куда это меня занесло?»

Он некоторое время полежал, прислушиваясь к тому, как функционирует организм. Тот функционировал очень даже хорошо. Голова была ясной, тело – легким и таким свежим, что хотелось вскочить и сделать зарядку.

«Знает генерал толк в напитках», – одобрительно подумал Егор.

Он свесил ноги с постели, качнулся взад-вперед и рывком встал. Подошел к окну, прикрутил стального цвета жалюзи и выставил голову к самому стеклу, пытаясь охватить взглядом побольше. Но увидел только стриженный под солдатскую голову пустырь и замыкающий его забор с колючими завитками поверху.

«А местечко гнусное, – промелькнуло в голове. – Впрочем, наплевать. Главное, что под охраной».

Он оставил неутешительное окно и прошелся по комнате. Ровно восемь шагов. В поперечнике было примерно пять, но он не стал утруждаться. И так понятно, что хоромы знатные. Чернышов, поди, в таких не один год провел. ФСБ! Вот откуда Паланик и Джойс, Берроуз и Уэльбек. И вся трудноскрываемая любовь к Западу. Попробуй скрой такую любовь, когда она с младых ногтей сидит в самом сердце. А то карасей он уважает, «Любэ» ему подавай… А сам втихую тащится от «Нирваны», и на обед предпочитает тушенную в винном соусе форель или, на худой конец, бифштекс с кровью, а не жареную картошку с луком и салом.