– Да ничего. Тангро, Тантик – богатейшая фантазия. Когда Валялкин заведет кошку, он наверняка назовет ее Таха! Собака, понятное дело, будет Тата или Тапочка. Хотел бы я дожить до того времени, когда у вас появятся дети! Все девочки будут Таньки, а все мальчики… хм… тут уже затык… ну положим, Танявии, Танюшники или, на худой конец, Титы! – влез Ягун.
– Не все! Одного мальчика мы назовем Ягуном. Запретим ему болтать, станем пороть крапивой и не будем подпускать к пылесосам, – пообещал Ванька.
– Звери вы. Палачи, – убежденно произнес Ягун.
Таня даже не улыбнулась. Она смотрела на Тангро, который жизнерадостно носился по Залу Двух Стихий. Жар-птицы, не слишком любившие драконов, нервничали, взлетали и, теряя перья, взрывались брызгами света. Дракон гнался за ними, настигал, но не хватал, а сворачивал в сторону, давая жар-птицам удрать. Это было прекрасно. Беззвучный и бесконечный салют в полутемном зале с небесным сводом.
Таня смотрела на Тангро, и до нее медленно доходило, что у Серого Камня Тангро рядом с Ванькой не было.
Даже самая умная девушка умна только пару дней в неделю. В остальное время с ней вполне можно иметь дело.
Случайные выписки
из дневника Жоры Жикина
В двенадцатом часу Сарданапал с Поклепом ушли, а вскоре появились Зуби с Медузией. Ехидная Гробыня шепнула: «Глаза б мои не глядели! Прям младшая школа лопухоидного мира! Мальчики ходят парами с мальчиками, а девочки с девочками!»
– Склепова, утихни!
– Не утихну, пока не узнаю, кого они там караулят в темнице!
– Иди спроси! – предложила трезвомыслящая Лоткова.
– Я еще не совсем мяу-мяу. Я и так выясню, – заявила Гробыня.
– Как? – спросила Таня.
– Потерпи, Гроттерша! Завтра вечером мы прокрутим один маленький и безопасный ритуальчик. А пока развлекайся! – загадочно пообещала Склепова. Выражение ее лица, когда она упоминала о «маленьком и безопасном ритуальчике», Тане совсем не понравилось.
С появлением Зуби и Медузии припозднившиеся младшекурсники, которые уже при Поклепе ощущали себя не особо уютно, испарились с поспешностью Золушек, которым мудрая фея не советовала дожидаться полуночи. Каждый знал – попадись он сейчас на глаза Медузии, и вопрос, кого завтра первым вызовут на защите от нежити, можно не задавать.
Послушная память Тани донесла из прошлого насмешливый голос Медузии: «Раз ночами таскаешься по чердакам, Гроттер, значит, все знаешь. А раз все знаешь – не попросишь ли удалиться мертвого колдуна вуду из Непала? Прошу выйти к гробу. Валялкин, который шатался по чердакам вместе с тобой, поможет тебе его открыть. Ломик – на обычном месте».
– Что-то все приуныли! Пирушка не задалась! Почти как на тысячелетии у Зубодерихи! – вызывающе сказала Верка Попугаева.
Кто-то засмеялся, и Верку это ободрило. Бедная Попугаева! Она шутила редко, а потому никогда не могла остановиться вовремя.
Великая Зуби на другом конце стола перестала есть и подняла голову.
– «Я прозрела! Я вижу на семь метров под землей! Кстати, никто не знает, где мои очки?» – продолжала издеваться Верка Попугаева, уже записавшая себя в величайшие комики мира.
На этот раз никто не засмеялся. Соседи Верки смотрели на ее стул, который стала вдруг бить мелкая дрожь. Еще секунда – и ножки стула расползлись в полный шпагат. Верка упала. Попыталась встать и снова рухнула. Ее приплюснутый нос выстучал на плитах пола азбукой Морзе: «Я набитая дура!»
Великая Зуби подула на раскалившееся кольцо и вновь деликатно занялась куриной ножкой. Ликбез № 1: Никогда не называйте имени мага, когда хотите сказать о нем гадость. Особенно, если маг – женщина.
Проголодавшись в пути, Ванька уплетал блинчики в шоколадном соусе с таким аппетитом, что они едва успевали появляться на скатерти. Таня подумала, что жующий человек выглядит неромантично. Влюбленный не должен жевать. Он должен умирать от страсти. Таня вспомнила, что в Тибидохс Ванька попал после того, как основательно освободил от продуктов полки супермаркета. Сердце Тани потеплело, но коварный мозг спешил состыковать факты. И зачем нужна людям это так называемая истина, если она изначально не сделает их счастливыми? Зачем ковырять рану? Чтобы еще раз убедиться, что под корочкой окажутся кровь и гной?
– Где ты был вчера ночью? – спросила Таня.
Ванька перестал жевать.
– С Ягуном. Потом Ягуна телепортировала бабуся, а я стал латать у пылесоса шланг. В пять утра покормил Тантика и вылетел.
– Значит, у Серого Камня тебя не было? – в лоб спросила Таня.
Ванька перестал жевать и поднял на нее глаза.
– С какой радости? Серый Камень – натуральная помойка для темных магов, больных на всю голову. Разве я не прав? Кстати, а почему ты спросила?
В душе у Тани было ледяное спокойствие, только вилка в руке почему-то прыгала.
– Да так. Просто подумала, как это было бы славно. Ты прилетаешь и делаешь мне сюрприз… Но, видимо, ты вообще не способен на сюрпризы. Ты слишком правильный, – сказала она отрешенным голосом.
Сказала и тотчас пожалела, что обидела Ваньку. Она ожидала его вспышки или оправданий, но обнаружила, что Ванька ее даже не услышал. Притянув к скамье рюкзак, он озабоченно рылся в нем.
– Погоди, я забыл сделать Шурасику подарок!
Он достал из рюкзака коробку, в которой что-то оживленно возилось, и направился к юбиляру. Юбиляр не терял времени даром. Уже минут двадцать с пеной у рта он спорил с Ленкой Свеколт, существовали ли в магическом языке древних мидян долгие гласные и из какого металла их маги выковывали кольца. Спор выходил таким горячим, что поблизости от Свеколт и Шурасика то и дело проявлялись бледные вампирящие духи Подземья. Не прекращая спора, Шурасик или Ленка прогоняли их щелчком пальцев, не давая присосаться к своим полыхающим гневом аурам.
Ванька вручил Шурасику подарок, что-то шепнул и вернулся.
– Кто там был в коробке? – спросила Таня.
– Папоротниковый лешак-лилипут! – пояснил Ванька. – Такие рождаются раз в тысячу лет. Другие лешаки их не любят и сразу убивают. Но этого мне удалось спасти. В мире лешаков ему не место. Пусть живет у Шурасика.
– Ну дела! Я давно заметил: когда человек не знает, куда что-то деть, он это дарит! Если хорошо поразмыслить, то скоро и мусор не надо будет выносить. Подарил его быстренько кому-нибудь, и все дела, – прокомментировал вездесущий Ягун.