– Ну, Тарарах и дает! В драке он настоящий гладиатор! Видела бы ты, какую взбучку мы задали этим уродам! Их было восемь, не считая тех, что так и не рискнули сунуться!.. – крикнул Ванька, спрыгивая с пылесоса прямо на стол.
– Я догадывалась, куда вы полетели. Надо было хоть Поклепа с собой взять, – сказала Таня, озабоченно разглядывая Ванькино лицо.
– Мы и сами справились. Входим в конюшню, а там концлагерь. Пегасы загнанные, на крыльях болячки, на шеях следы укусов. А тут подваливает хозяин и начинает требовать денег, что мы задержали Пегаса! Жирный такой упырь. Ротик в сале прорезан, глазки блестят… Тарарах, не тратя слов, сразу вложился справа, а я еще две искры добавил, уже от себя. Тут на нас накинулись конюхи и пошло-поехало. В общем, когда мы оттуда уезжали, у них в конюшне не было ни одного животного. Мы всех выпустили.
– Правильно сделали. Тарарах-то не сильно пострадал?
– Меньше, чем я. Так, пара ссадин. Он сразу схватил лопату, так что они близко не совались. А меня-таки один упырь укусил! На тот момент у него были еще зубы! – похвастался Ванька, показывая Тане глубокую рану в районе запястья.
– Ты что, спятил? Ты же теперь сам упырем станешь! – испугалась Таня.
– Не-а, не факт, – успокоил ее Ванька. – Я уже залетал к Ягге. Она обложила рану землей из Трансильвании. Сказала, через некоторое время меня может потянуть на кровь и на сырое мясо, но это ненадолго. День, два, а потом все отпустит, если я смогу держать себя в руках… Ускоренное течение болезни с последующим выздоровлением. А там все зависит от того, насколько глубоко проникла слюна этого урода.
– Звучит оптимистично. Ягге всегда умела утешить, – сказала Таня задумчиво.
Ванька спрыгнул со стола.
– Ерунда! Ягге всегда любила запугать. Лекари, они самые хитрые существа на свете. Если у тебя пустяковая рана – они стращают заражением крови, гангреной и всякой гадостью. При этом делают круглые глаза, а сами втайне над тобой ржут. Если же ты заболел всерьез – тебе говорят, что все пустяки и главное больше оптимизма.
Валялкин был такой веселый, взбудораженный, радостный, такой весь «ванькинский», что Тане захотелось поймать его вихрастую голову и прижать ее к себе.
– Я тебя люблю, – сказала она.
Ванька серьезно посмотрел на нее. Глаза его сияли.
– Три, – удовлетворенно произнес он.
– Что три?
– За те две тысячи дней, что мы знакомы, ты говоришь это в третий раз. Если это говорить чаще, слова обесценятся. «Я тебя люблю!» станет вежливой банальщиной, такой же, как «привет!» или «как ваши дела?».
– Ты зануда, – сказала Таня нежно.
Она давно изучила своего Валялкина. При внешней мягкости он был куда тверже громогласного и шумного Ягуна, который чуть что принимался жестикулировать и топать ногами, как итальянец, которому на Воробьевых горах продали буденновку без пуговицы. Ягуна еще можно было переупрямить, Ваньку – никогда. Внутренняя работа происходила у Ваньки неспешно, но неуклонно.
Большое войско движется медленно. Пылит по дорогам пехота. Увязая в грязи, едва ползут тяжелые пушки. Тащатся обозы, запряженные волами. В самой этой неторопливости есть что-то грозное, определенное. Ясно, что армия не повернет назад. Так и мысль Ваньки двигалась медленно, но неостановимо. Все принятые им решения были глобальны и окончательны. С пути он не сворачивал. Решил полететь в тайгу – полетел. Решил не оставаться в аспирантуре, наплевав на все рекомендации и даже обиду Тарараха, – не остался.
* * *
Неожиданно дверь распахнулась. В комнату ворвался взбудораженный, цвета свеклы Ягун и ничком бросился на пол. Над его головой просвистел и разбился о стену кирпич.
– Ягун, что за дебильные игры? У тебя, по-моему, началось обратное развитие!
– Ага. Типа началось, – сказал Ягун, вставая и деловито отряхивая колени.
– ЯГУН!
– Так вот, оказывается, как меня зовут! Приятно познакомиться! Я – гунн! Я – скиф! Я дикарь!
– Ты мне всю комнату разнес, скиф!
– А если я признаюсь, что заговоренным кирпичом в меня запустила Лоткова? Отличница, умница, гордость Тибидохса! Ужас, да? Полку истеричек прибыло! Наследницы Зализиной атакуют Тибидохс!
Таня не поверила.
– Катька? Она же само терпение! Как ты ее довел?
– Ничего себе «довел»! – возмутился внук Ягге. – Кто еще кого довел? Она заявила, что я несерьезный псих, не готовый к взрослым ответственным отношениям!.. А когда я подтвердил, что она угадала, она спокойно заговорила кирпич и запустила им в меня! Лучший способ доказать человеку, что он псих, – конечно, запустить в него кирпичом! Причем моим же! Я прижимал им кое-какие детальки, когда надо было их склеить.
– «Взрослые ответственные отношения». Хорошо сказано. Главное, точно, – задумчиво повторила Таня.
– И ты туда же? – вознегодовал Ягун. – Интересно, что Лоткова вообще вкладывает в эти «взрослые ответственные отношения»? Небось для нее это кастрюли, съемная однушка в лопухоидном мире и маленький маг, подвывающий на горшке.
– А что это для тебя? – спросил Ванька. Все это время он спокойно стоял рядом.
Ягун задумался.
– Ну, не знаю… Драконбол там… Куча друзей… На мозги никто не капает, – сказал он не особо уверенно.
Ванька слушал Ягуна неодобрительно, однако со своей оценкой не лез.
– А я Лоткову понимаю. Мне бы тоже это не понравилось. Ты чересчур легкомысленный, Ягун. «Порхающие» молодые люди всех уже достали. Инфантилы хороши только для детского садика, – заметила Таня.
Ягун поморщился. Таня задела его за живое.
– И ты туда же! На самом деле я совсем не против. Ответственность – штука хорошая. Я всеми ушами «за»! Но я не люблю, когда люди тащатся по жизни, пыхтя и стеная, какие они ответственные и перегруженные. Неси свой крест с улыбкой, помогая другим нести их кресты, – вот это вызывает уважение. И плевать, что ноги у тебя стерты в кровь, а плечи устали. А все эти громкие слова – пустой звук. Я могу их бочками произносить, если захочу.
В дверь просунулась голова Гуни.
– Вас Гробыня зовет! Велено доставить живыми или мертвыми.
– Куда доставить?
– Не приказано говорить.
– Что за тупые секреты? Ты у нее что, посыльным работаешь? – с досадой спросил Ванька.