— Прапорщик Врублевский! — громко позвал Попов.
Все обернулись.
— Это я! — раздалось из угла, и на свет Божий появился человек с опухшим нездоровым лицом, большим животом, и невысокой квадратной фигурой.
«Ох ты, мать твою!» — промелькнуло у Юры в голове. — «Да я ж его знаю! Экий «синяк»!».
Да, это был довольно известный бригадный «синячина», которого, правда, Юра до этого хорошо знал только в лицо. Теперь узнал и фамилию.
«М-да… Здесь не напьешься, а каков он, интересно, в трезвом виде? Сейчас явно наквасился».
— Товарищ прапорщик! — позвал его Юра. — Выйдите на минутку.
— Бить будете? — громко спросил кто-то из другого угла. Все засмеялись. Попов промолчал. Ему не хотелось ни говорить «да» — вдруг прапорщик оскорбится, ни говорить «нет» — тоже может оскорбиться. Ситуация тупиковая — что не скажешь, все хуже. «Чертовы острословы»!
Старшина выбрался из палатки, попутно зацепившись ногами за растяжку, и чуть не упав. Он и упал бы, если бы Юра не удержал его.
— Слушайте, товарищ прапорщик! — сказал Попов, еле сдерживаясь, — вы личный состав кормить сегодня думаете? И еще нам нужна вода.
— Много? — переспросил старшина.
— Лично мне — много, — зло сказал Попов. — Я лично хочу искупаться. Я здесь уже чертову уйму времени, и я хочу искупаться, потому что мне, наконец, привезли шампунь и лекарственную мазь. А ее нужно наносить на чистое тело. Ясно?
— Не чертыхайтесь! — неожиданно сказал старшина. — Вот он вас услышит, и плохо будет!
Юра обомлел, открыв рот. То ли папоротник действительно был так религиозен, то ли нажрался до «зеленых чертей». Второе было гораздо вероятнее.
— Будет сегодня и вода, и еда, — икнув, пообещал старшина, и спросил по-уставному:
— Разрешите идти?
— Идите, товарищ прапорщик, — вздохнул Юра, и побрел обратно на позиции. Надежда на купание еще сегодня, конечно, оставалась, но была весьма слабой.
— Откуда вы такое чудо раздобыли? — спросил он у своих «пиджаков». — Неужели в части никого трезвее найти не смогли? Или он единственный по пьяни согласился ехать сюда?
— Неправда, — неожиданно запротестовали лейтенанты. — Он хоть и «синька», но дело свое знает. Хороший мужик. Он, когда трезвый, хуже — хмурый, недовольный. А пьяный он добрый, и исполнительный. Он если что обещает, обязательно сделает.
— Он нам сегодня жратвы обещал привезти, — неуверенно протянул Попов. — Но что-то я сомневаюсь…
— Раз обещал — значит, привезет, — твердо сказал Бессарабов.
Юра только хмыкнул.
Однако, к вечеру, когда было еще вполне светло, Врублевский прикатил на своей «шишиге», привез гречневую кашу с тушенкой, и две «капли» воды.
— Не уезжайте, товарищ старшина, — сказал Попов. — Подождите меня здесь, пока я искупаюсь, а потом посидим — выпьем.
Глаза старшины, которые явно выдавали желание их владельца поскорее убраться обратно к хозяйственной части, при последних словах изменили выражение. Прапорщик повеселел, и кивнул головой.
— Вот и славно, — прокомментировал этот кивок лейтенант. Он тут же оставил озадаченного прапорщика, и отправился искать своего водителя.
Водитель за этот день сумел добиться еще большего, чем сам командир батареи. Потому, услышав, что требуется Попову, он только сказал — «Минуточку», и через пять минут приволок за собой трех рядовых. Вручил им ведро, топор, спички, и объяснил задачу. Потом подошел к задумчивому командиру батареи, и вежливо спросил:
— Можно мне идти? Эти трое все сделают.
— Иди, — ответил Юра, улыбнувшись. — Как ты быстро всех узнал!
— Духи! — усмехнулся водитель, и убежал.
Юра тоже усмехнулся. Он видел «духом» еще самого этого водителя. И как бы водила не ухарствовал, но забыть это было трудно, если вообще возможно.
Попов осмотрел троицу.
— Представьтесь, — наконец, сказал он.
— Рядовой Воробьев! — ответил первый.
Он был высок, с тонкими чертами лица, слегка рыжеватыми волосами, несколько оттопыренными ушами, высоким лбом и умными серыми глазами. Воробьев слегка щурился, из-за чего Юра сделал вывод, что боец, видимо, близорук.
— Ты плохо видишь? — прямо спросил он.
— Так точно, — ответил солдат. — У меня минус полтора.
— Хреново. А как тебя зовут?
— Алексей!
Попов посмотрел на следующего. Этот боец был, как говорится, «в теле». Нет, не толстый, как часто путают некоторые не вполне образованные люди, а именно «в теле». Такие люди не худеют в принципе. Мешает строение — широкая кость и специфический метаболизм. Даже если не кормить такого индивидуума, он все равно будет таким вот круглым, и плотным.
— Моя фамилия Толтинов, — представился ширококостный. — А зовут — Олег.
Третий боец корчил рожи. То он хмурился, даже оскаливая зубы, то какая-то глупая улыбка озаряла его лицо. Улыбался он чему-то внутри себя, в полном диссонансе с окружающей обстановкой. Таких людей называют обычно «себе на уме». Попов предпочитал слово «дуропляс». Был у него один такой забавный одноклассник — точь в точь как этот солдат. И звали одноклассника «дуроплясом». Кто в глаза, кто за глаза… Но это странное определение казалось необыкновенно точным и все объясняющим.
— Ты кто? — еще раз пришлось задать вопрос «дуроплясу», так как тот за своими ужимками совсем забыл о вопросе командира.
— Я? — удивился боец. — Я — номер расчета.
Попов разозлился.
— Ты что — издеваешься? Фамилия твоя как, дуропляс?
Ну вот — он произнес слово, вертевшееся у него на языке, вслух. Впрочем… Да ладно!
— Это — Рагулин, — ответил за товарища, дернув острым как нож кадыком, Воробьев. — Точно, товарищ лейтенант, дуропляс еще тот. Это вы верно заметили. Очень точное определение. Дуроплясина даже, осмелюсь заметить.
Юра заржал.
— А имя у него как?
— Вроде есть, — опять вмешался чрезвычайно осмелевший Воробьев. — Но мы зовем его Рагулькиным. А имя ему и незачем.
— Ладно, друзья, — перестал смеяться лейтенант. — Рагулин и Толтинов — вон в той стороне есть сушняк, возьмете топор, нарубите его, принесете сюда, и соорудите костер. У меня в кузове, слева с краю, есть рогатки — поставите их над огнем… Так, ты — Воробьев — как самый умный, возьми ведро, и дуй за водой. Ты умный — и я могу доверить тебе свое ценнейшее ведро. Наберешь, и возвращайся. Я буду купаться. Вперед!
Бойцы отправились выполнять приказание, а сам Попов залез в кабине под сиденье, и достал плащ-палатку, которая должна была послужить ему полом для импровизированного душа.
Через час лейтенант натирался шампунем, мылом, а сверху его обливал горячей водой из кружки Воробьев.